Незадолго до рассвета мы с судьбой пришли к джентльменскому соглашению:
я с ней, так и быть, смиряюсь - поскольку, что еще мне остается!
- а она постарается вести себя более-менее прилично –
поскольку нельзя же быть такой редкостной стервой и даже не краснеть!

Ингус, которую я решила именовать Ингой (девочка все же, как показала экспертиза), ока-залась зверькой непростой. Это чувствовалось даже по её манере перемещения по квартире, которая меня слегка нервировала. Хотя вроде и ходит с опущенной головой, глаз не поднимает, не рычит, но исходило от нее что-то такое, что не позволяло мне расслабляться и заставляло постоянно вздрагивать, когда она оказывалась у меня вдруг за спиной.
Не могу сказать точно, кем Инга меня считала, но простые команды выполняла, каждый раз обдумывая их некоторое время с неописуемым выражением, которое я трактовала как «ты уве-рена, что тебе именно это надо?» Со своей стороны, при всей моей к ней симпатии, я не видела себя её хозяйкой. Мне только собаки сейчас не хватало для полного счастья! На улицу ее выки-нуть не смогу, конечно, поэтому будем с Юлькой искать ей нового хозяина. Подруга обещала сегодня сходить в собачий клуб и там узнать, не терялась ли у кого большая грязная болонка. Без атласа пород Юлька затруднялась точно определить породу собаки, но однозначно относи-ла её в группу пастухов. Надо в Интернете посмотреть потом. На мой вопрос почему она так уверена, что это не дворня, Юлька уверенно заявила, что таких дворняг не бывает. Тон, каким она выделила прилагательное, показался мне убедительной аргументацией, как-никак Юлька собачница у нас с тех пор, как вылезла из пеленок.
Спать Инга решила возле моей кровати, снова отказавшись от еды. Всю ночь совершала об-ход квартиры, с непривычки пугая меня шорохами, лаканием воды, тяжкими вздохами и стуком локтей при укладывании. Один раз разбудила оглушительным лаем и бросками на балконную дверь. Врагов там не обнаружилось, поэтому мы снова легли спать. Кот спать примчался ко мне через два часа, улучив момент, когда Инга ушла на очередной обход - то ли охранял меня от собаки, то ли сам искал защиты. И был единственным, кто этой ночью нормально спал. Я то проваливалась в какие-то тревожные сны, то резко просыпалась и лежала потом, считая плитки на потолке в свете уличного фонаря.
Под утро Инга с любопытством подошла обнюхать меня и одеяло, проигнорировав кота. Я проснулась от прикосновения влажного носа к лицу. Замерла, забыв, что умею дышать. Нет, никто меня и не думал кусать. Боясь спугнуть гостью или спровоцировать ее, медленно приот-крываю веки. Меня долго и внимательно изучала грязно-белая челка, из-под которой торчала подвижная черная кнопка носа. Далее раздалось тонкое поскуливание и псица потрусила в ко-ридор, небрежно помахивая хвостом. Кажется, меня позвали на променад.
Впопыхах напяливаю первые попавшуюся джинсы, свитер и долго ищу ботинки в шкафу. Инга часто дышит и что-то поскуливает. Наспех зашнуровав обувку, набрасываю куртку и мы отправляемся выгуливаться. По дороге я мысленно возблагодарила подружку, купившую очень прочную амуницию и сильно пожалела, что оставила дома намордник. Улицы в пять утра со-всем не так безлюдны, как может показаться. На первого же вывернувшего из-за угла прохоже-го Инга молча швырнулась, проигнорировав мой вес и мои крики. Мужика спасла быстрота ре-акции. Далее она попыталась проштамповать двоих пьяных, выползших из кустов, ко всему прочему облаив их. Больше нам никто не встретился, слава богу. Почти поседев от страха, я до-вела собаку до стадиона, который находился за три дома от нашего и где нас ждали Юлька с Жупиком.
- Эй! – махнула рукой Юлька, выходя из-за березы.
По периметру стадион был через раз освещён фонарями, поэтому мы её увидели сразу. Пока я думала отпускать ли мне эту собаку Баскервиллей на длину поводка или сразу идти домой к нам уже мчался юный наивный бульдог. Инга застыла, опустив голову к земле и почти ослабив натяжение поводка. Ну, собака – это не человек, пусть обнюхаются. Что-то показалась Юле в позе нашей пары странным, поэтому она свистнула, отзывая влюбившегося Жупика. Инга мед-ленно, как жирафа, опустила голову к похрюкивающему бульдогу и молниеносно сомкнула у него на загривке клыки. Юлька, выматерившись, рванула на помощь псу.
- Фууу!! – вышла из ступора я. – Плюнь сейчас же!
Инга подняла на меня голову (юный бульдог свисал у неё из пасти как игрушка) и разжала челюсти. Мокрый и мало что понимающий Жупик, совершивший только что цирковой номер, плюхнулся на мёрзлую землю. Я чуть было не последовала его примеру, осознав насколько близко дело было к смертоубийству.
- Твоя семейка сговорилась убить моих близких? – подбежавшая Юля прижала к груди бульдога. – Намордник где??!
- Дома, - проблеяла я. – Забыла.
- Если тебе не хватает адреналина, то достаточно сменить работу. Или хобби найти, - голос её становился тише к концу фразы, так как Инга вздёрнула верхнюю губу, обнажив клыки с горловым рычанием и усевшись между нами. – Это она на меня?
- Защищает, - вступаюсь за псицу. – Наверное.
- Сегодня же записываю тебя к дрессировщику. Готовь деньги. Или готовься переезжать в лесостепь. Пасти стада овец, - решительно объявила мне подружка, опуская извивающегося пса на землю. – Попытка номер 2.
Жупик завалился перед Ингой на спину, подставляя ей беззащитное брюхо. На морде у него было такое томное влюблённое выражение, что мы с Юлей дружно прыснули. Инга скептиче-ски обнюхала предлагаемое и села, чтобы почесать ухо задней ногой.
- Кажется, познакомились, - робко предположила я. Инга заскулила, глядя на меня.
- Отпусти её в туалет, - перевела Юля.
- Уверена? А если сбежит?
- Значит, сбежит.
Спущенная с поводка собака отбежала под деревья, нюхая мёрзлую листву, прихваченную инеем. Жупик хвостиком засеменил по её следам.
- Я с ней гулять не буду, как хочешь.
- В смысле выгуливать? Так я сама с ней гулять буду, - не поняла сначала я.
- Соловьёва, ты совсем без башни? Она тебя унесёт за каким-нибудь котом - и всё. Дай объ-явление о том, что нашла собаку. Ты не справишься, - сказала Юлька чистую правду. Или это твой путь к выкидышу?
- Типун тебе на язык!
- Могу найти ей нового хозяина. Это всё.
Следим за ленивой рысцой огибающую стадион грациозную Ингу. Процесс доставлял ей удовольствие. Бегала с прежним хозяином?
- У нее зад выше переда или мне кажется? – спрашиваю Юльку. – Так должно быть или у нее ноги больные?
- Бежит смотри как легко, - качает головой подруга. – Вряд ли.
- Странно, что при беге кости не гремят. Я тут случайно ткнула пальцем – чуть палец не сломала о кости ее сплошные. Позвонки на глаз можно было бы сосчитать, если бы не шерсть.
- Откормить собаку легче, чем заставить сбросить вес. Как вы сюда добрались? Без приклю-чений? – запоздало поинтересовалась Юля.
Выслушав мой сбивчивый рассказ, она задумчиво сделала предположение:
- Инга почувствовала твой страх, связанный с прохожими. А раз ты боишься этих людей, значит, тебя надо защищать – и её агрессия провоцируется.
- И что мне делать?
- Излучать олимпийское спокойствие. И для ребёнка, и для собаки, и для окружающих по-лезно, - подружка зевает. – Поняла, Соловьёва?
- Буду пытаться, - без особой уверенности обещаю я.
- Ты ее мыла? – в сомнениях спрашивает подруга. - Шерсть вроде чище стала.
- Смеешься? У меня не было ни сил, ни желания.
Мы смотрим на грязно-белую колтунистую собачью шубу, которую при беге слабо колышет ветер.
- Видела бы ты полы у меня дома. Там почти можно сажать картошку – с нее столько всего осыпалось за ночь.
Прошло полчаса. Собаки обследовали территорию вдоль и поперёк. Бульдог был полностью игнорируем Ингой, несмотря на все его попытки вовлечь блондинку в игру. Пришлось Юле за-нять его мячиком-пищалкой. Ингу игра не заинтересовала, она продолжала исследовать мест-ность, нарезая восьмерки вокруг нас по полю. Слава богу, сегодня на стадионе больше никто не появился, наверное, бегунов-любителей напугал северный ветер. Я сама пожалела, что не одела пуховик.
- Подзываем собак, - спохватывается Юлька, взглянув на часы в мобильном. - На работу опоздаем.
Подзыв - и собака не спеша оказывается около меня. Оценивающе смотрит, чуть склонив голову, на нас. Жупик с пыхтением прибывает минутой позже – короткие ножки сущее муче-ние. На обратной дороге Инга бросилась лишь на размахивающего метлой дворника, оставив прочие человеческие экземпляры без внимания. Палка метлы, выставленная перед грудью муж-чиной, хрустнула в пасти. Перепуганный дворник сел на попу с двумя ровными обломками. А я разразилась бранью, выражая собаке неудовольствие ее действиями. Выплеснув негодование, извиняюсь перед дворником и обещаю ему горячительное вознаграждение за инвентарь вече-ром. И лишь после этого увожу собаку в подъезд. Юлька красноречиво молчит всю дорогу до квартиры.
От завтрака псица отказалась тоже, просто легла у балкона. Уговаривать её поесть, у ме-ня не было времени. Попросив домового следить за порядком, я второпях оделась и вылетела ули-цу, чтобы идти на работу. Как только щелкнул замок - из-за двери раздался тяжелый тоскливый вой. Только этого не хватало! Спускаюсь. Вой не смолкает. На одной жуткой ноте он длится, и длится, и длится… Врываюсь в дом и проникновенно вещаю севшей при моем появлении в ко-ридоре суке ( у нее на морде такое было такое трогательное отчаянное выражение):
- Плохо, Инга! Плохо. Что ты орешь?! Я же не на совсем ухожу! Я вернусь. Скоро. А ты – жди. - Собака сидит волосатой статуей. Лишь челка чуть колыхается от движения бровей, доказывая, что ору я не просто так, что меня пытаются понять. – Ждать. Дома. Место. Тихо жди. И я вер-нусь.
Выхожу в подъезд. Запираю замок. Слабый вой продлился секунд тридцать, потом затих. За дверью раздался звук упавшей тушки, которая приготовилась ждать. Слава богу!
На работе я сидела как на иголках, пытаясь представить, что сейчас делает собака. По-этому телефон буквально раскалился, пытаясь в беззвучном режиме до меня докричаться.
- Аллё? – говорю, не глядя на экран.
- Соловьева, хватай бумагу и ручку, - приказным тоном заявила Юлька. – Пиши.
- Что писать? – не поняла я, но машинально притянула листок черновика из папки, зажав трубку между плечом и ухом.
- Я, Соловьева Мавра Васильевна, н-дцатого года рождения, проживающая по адресу, пас-порт серии... выдан… Ну, ты сама знаешь эти шаблоны.
- Угу, - писать с трубкой у правого уха, зажатой плечом, другой рукой удерживая скользя-щий по столу листок, и внятно говорить было сложно. – И…
- Находясь в трезвом уме и твердой памяти… Успеваешь?..
- Памяти… Какой еще памяти?! – поперхнулась я, выронив трубку. Еле успела поймать те-лефон на подлете к полу.
- Твердой.
- Какого… нехорошего слова, - делаю глубокий вдох, - ты диктуешь мне текст моего заве-щания?
- Зная твою безалаберность, уверена, что сама ты не позаботилась о такой важной вещи как завещание. Ведь нет?
- Что за дурацкие шутки? – комкаю листок и выбрасываю в корзину под стол. Читальный зал передо мной погружен в работу, так что говорить приходится шепотом. Выйти в коридор и оставить пользователей без присмотра не позволяет инструкция.
- Какие шутки, если у тебя дома завелась сука южака?
- Кто у меня завелся?
- Прекрати играть со мной в глухой телефон. Инга твоя – южак, сиречь русская, она же юж-норусская овчарка.
- Ну и что в этом страшного?
- О тебе забочусь, глупая курица! Ты просила узнать что за зверь Инга – я узнала, - обиде-лась подружка. – С ее фото поехала в Клуб (не жалея своего рабочего времени, заметь).
Поудобнее устраиваюсь на офисном стуле, приготовившись внимать. Связь у Юльки безли-митная, а рассказывать она любит в подробностях.
- Нет, я не поняла. Тебе не интересно, что ли? Молчит она там.
- Южнорусская… что-то я о такой породе не слышала.
- Да ты вообще о чем слышала, убогая? – фыркнула Юлька. – Мне повезло, что Галька еще не укатила с документами в Москву и была как раз в Клубе. Она как увидела фотку, так чуть кофе не пролила мне на юбку. Обещала поднять всех собачников, ахала, выясняя, где мы взяли эту собаку, кто ее мог выбросить, это же клад, а ты счастливейшая из смертных.
Этих южаков в городе и округе по пальцам можно пересчитать, оказывается. Галька сразу села звонить зав.секцией по породе. Эта Ирина Марковна сказала, что сегодня вечером свободна и может приехать забрать суку. Часов в восемь.
- Эээ…
- Я все узнала. У этой Марковны свой дом в пригороде, собак своих сейчас три, одна со щенками.
- Так Инга ее собака? – спрашиваю, игнорируя холодок где-то в солнечном сплетении.
- Ну как ты слушаешь? Все собаки ее заклеймены, а чужих она знает как своих на морды. Инга явно привозная, потому что ее Ирина видит первый раз. Но свободный вольер для нее есть, пока не пристроит в добрые руки или не найдет хозяина. Последнее - вряд ли, похоже, что от собаки избавились.
- Я не собираюсь отдавать Ингу в первые же руки. Мало ли что это за женщина! Пусть при-дет ко мне в гости, или я к ней. Поговорим и уже тогда…
- Уж не задумала ли ты у себя это сокровище оставить? – с подозрением спросила Юля. - Ты в стандарт породе глянь – это тебе не китайская пуховка. К тому же пузо скоро твое на нос по-лезет – и что будешь делать с крокодилом на поводке?
- Вот прямо сейчас и пойду смотреть, - отсоединяюсь, клокоча протестом. Иногда Юлька бывает невыносимо правдивой.
Мобильный комп охотно выложил сотню тысяч похожих интернет-статей, каждая из кото-рых предупреждала: «Южнорусская овчарка - собака выше среднего роста, злобная, недоверчи-вая к посторонним, неприхотливая». «Характеристика породы. Очень активная, быстрая, «взрывная» собака. Прирожденный сторож. Сильная воля и самостоятельность, присущие по-роде, требуют от хозяина повышенного внимания к воспитанию собаки. В советских вооружен-ных силах эти собаки несли караульную службу. За пределами России южнорусская овчарка остается редкой породой. При правильном обучении она пригодна к разнообразной службе». «Эти благородные и преданные собаки плохо переносят смену владельца. К сожалению, сего-дня порода малочисленна как в России, так и за ее пределами. Содержание и уход. Нуждается в длительных и энергичных прогулках. Необходимо также регулярно расчесывать шерсть».
С десятков фотографий смотрели южаки - белые, серые, лежащие и бегущие, охраняющие и просто выгуливающие детей. Инга была их полной копией, разве что менее ухоженной. Чего стоило одно их общепородное выражение морды. «А кому сейчас легко?» - подумала я, и по-лезла искать какой-нибудь породный форум. Косматые псы, конечно, внушали уважение, но неприязни не вызвали. Скупые породные характеристики мне не сильно помогали, хотелось живого общения с кем-то, кто жил рядом с южаками, чтобы быть готовой к встрече с этой Еле-ной Викторовной.
Первый же найденный сайт охотно принял меня в свои ряды, стоило там зарегистрировать-ся, гордо выложив передо мной фото, статьи о породе, новости и желанный форум. Долго чита-ла его ветки, почти до самого конца рабочего дня, но написать сама не решилась

Дом встретит меня дверью, располосованной в хлам с внутренней стороны. Пока я прихо-дила в себя от вдруг мелькнувшей перед глазами картины, с облегчением узрев квартиру в це-лости и сохранности, начали подтягиваться в коридор жильцы этой самой квартиры.
- Люди в дом добро тащат, а она всякий хлам, - заявил Кузьма в своём обычном ворчливом тоне. – Зачем тебе этот мешок блох? – спросил домовой. – Одно беспокойство от нее.
Инга, вышедшая следом за домовым, долго меня рассматривала. Наконец подошла, пару раз вильнув хвостом. Кузьму она принципиально не замечала, в отличие от Рейгана, который к не-му ластился, но сейчас показываться не спешил.
- Нет у меня сил с тобой ругаться, - объясняю домовому устало. – Похвалил бы лучше – ох-ранницу завела. Дом защищать будет.
- Ну-ну, видно, дверь она пыталась вынести, что бы та не мешала ей дом охранять. – Собака слушает, наклонив голову.
- Меня охранять будет, - машинально говорю, прокручивая в голове фразу, что ругать соба-ку за уже сделанное бесполезно.
- Видел я, как она охраняет, - отмахнулся домовой. – Даже не загрызла соседа. Обслюнявила только. Тьфу!
- Если бы загрызла – мы бы с тобой долго ещё не виделись, - вздохнула я, скидывая туфли и отправляясь в комнату. Позади не раздается ни звука, но я чувстую, что Инга сопровождает меня. Мы обе присматриваемся друг к другу и пытаемся выяснить, что нам дает совместное существование. Миска с мяс-ными обрезками стоит не тронутая, они уже успели малость завет-рить. Что же ей дать еще? Миска с водой полупустая. – Ну что тебе хочется поесть, девочка? Я же не провидица, мысли не читаю. Ты уж намекни, - прошу полушутя-полувсерьез, обернув-шись к стоящей рядом собаке. Та отвернулась, заинтересовавшись собственным вильнувшим хвостом. - Ладно, Инга, пошли гулять. – Хвост вильнул чуть веселее, и собака резво потрусила к входной двери.
Быстро влезаю в найденную в ванной «собачью одежду» (джинсы и теплый свитер плюс удобные ботинки) для прогулок. Телефонный звонок застал меня на уже пороге.
- Алло?
- Доча, сейчас зайти должен к тебе Алеша. Будь дома.
- Какой Алеша? – опешила я. Мама, конечно, не оставляла надежд выдать меня замуж, но так нагло свидания еще не устраивала.
- Сын Марии Васильевны, ну ты его не знаешь.
- А зачем он ко мне зайдет? – теряюсь окончательно. Собака тихо поскуливает.
- Прекрати меня перебивать! Помнишь, я оставляла в кладовке у тебя шесть банок огурцов? Мария Васильевна берет их у меня в долг. Присылает сына, не самой же ей тащить это все.
- Мне с собакой надо погулять.
- Какой собакой? Юлиной? Она опять оставила тебе своего слюнявчика? – улыбается мама.
- Нет. – Думаю, как бы рассказать маме эту историю без пугающих подробностей. – Я по-добрала ее на улице. Ищу вот хозяина ей. Пока она живет у меня.
На том конце могильное молчание.
- Ты привела в Полину квартиру собаку с улицы? – наконец, сказала мама. – В твоем поло-жении?
- Это моя квартира до тех пор, пока Поля обживает Европу. Кого хочу, того и привожу. Хоть табун любовников, мам. – Если проявить слабость и начать что-то объяснять, то через пять секунд будешь оправдываться и чувствовать себя последней грешницей.
- Не табун любовников, а мужа давно пора завести! – вспыхивает мама. – В твоем возрас-те… Что за собака?
- Белая, пушистая, - отвечаю чистую правду. – Недоверчивая к посторонним, так что ты не заглядывай без меня в квартиру, мам.
- Большая? – подозрительно уточняет мама.
- Не очень. Мам, ей в туалет надо. Потом поговорим.
- Когда ты вернешься? Алеша должен забрать огурцы.
- Часа через полтора.
Прищелкиваю поводок, и мы с Ингой убегаем на улицу. Я честно пытаюсь излучать олим-пийское спокойствие. Но гуляние вновь оказалось эмоционально насыщенным. Меня будто пристёгнули поводком к собаке, выращенной на зоне и видевшей во всех, кроме проводника, преступника. Инга уже не бросалась, нет, она ограничивалась глухим рычанием на всех прохо-жих, послушно вышагивая рядом на провисшем поводке. Я расценила это как то, что меня взя-ли под личную охрану, поэтому увела нас в нелюдимую часть парка. Там гуляние прошло очень мирно, поэтому домой я возвращалась в более-менее вменяемом состоянии, прикидывая когда вызвать мастера для реанимации двери.
Когда мы зашли в подъезд, открылась дверь самой большой сплетницы района. Пенсионер-ка собиралась выкидывать мусор.
- Здравствуйте, - поприветствовала я, перехватывая потянувшуюся к ней Ингу за ошейник.
- Намордник надо одевать на таких зверюг! – сходу бросилась в атаку старушенция. Собак она не любила ни в каком виде, наверное, даже в детстве рвала календарики с собаками, если те попадались ей на глаза. – Мы в нашем доме не потерпим хулиганств. Я уже подписала заявле-ние участковому. Готовь денежки на штраф.
- Какие хулиганства? – попыталась дать ей отпор, но это было всё равно, что остановить ло-комотив. Кажется, наши с ней нейтрально-добрососедские отношения закончились. Инга стояла рядом со мной на удивление спокойно – вот непредсказуемая собака!
- Я инвалид войны! У меня все справки! – разбушевалась соседка, поставив ведро на пол. – Собака твоя жить никому не даёт! Изгадила весь подъезд!
- Не кричите на меня, - стараюсь говорить спокойно. Терпеть не могу скандалить. - Собака у меня нигде не гадила.
- Бесстыдница! Я про таких всё знаю! Мужика не можешь найти, вот и завела собаку, - злость из неё хлестала грязным селевым потоком. Было очень противно, и я стала проходить мимо неё, чтобы подняться домой. – Людям есть нечего, собак развели!
Мы уже почти прошли, но тут, почувствовав вседозволенность, старушка вздумала оскор-бить меня действием. Вряд ли она осмелилась бы на удар, так, погрозить хотела кулаком или плюнуть в спину (была у неё такая привычка). Инга молниеносно развернулась, вместо со мной, естественно. Последнее, что увидела пенсионерка, были оскаленная в сорок два зуба пасть нависшей над ней собаки. Реакция у бабульки оказалась хорошей – успела захлопнуть дверь изнутри квартиры.
- Плохо, - пропыхтела я, когда собака встала на четыре лапы. Инга внимательно меня слу-шала, неуверенно вильнула хвостом. – Пошли домой, защитница!
- Соловьёва, ты объявила охоту на пенсионерок? - напряжённый голос Юльки раздался сни-зу – она, видимо, вошла и застала самые интересные сцены. – Тогда я не буду тратить время на получение документов для твоей бестии – все равно ее пристрелят скоро. Деньги лишние у тебя завелись? Филимонова же тебя засудит, последние стринги с тебя снимет.
- Я их прямо сейчас могу отдать, мне не жалко, - сказала я. – Сниму и на ручку двери пове-шу.
- Давай без фанатизма. Сначала дождись судебного решения.
Инга сунула нос в металлическое ограждение лестницы и лизнула Юльку в лицо.
- А вот ты нам нравишься.
- Век буду на вас молиться, - пробормотала подружка, поднимаясь с продуктовыми пакета-ми к нам на площадку. – Можно я вас с собой в налоговую возьму?
- Есть будешь? Я щей сварил. Худущая вон вся стала, - Кузьма спихнул кота со спинки ди-вана. Рейган скакнул на батарею. Инга легла у балкона, заняв свой любимый наблюдательный пункт. - Сам сварил? – Я прочитала, что домовые становятся копиями своих хозяев. С готовкой у меня всегда были проблемы. – Может, в кафе заказать?
- Сам, - Кузьма обиженно смотрит на меня. – Лель сердиться будет, что за тобой не слежу.
- Мы сам с усам, - огрызаюсь по привычке, раздумывая, как заставить собаку есть и обойти запреты, вложенные в голову Инги.
Звонок не успел прозвенеть, а сука уже с лаем стояла под дверью. Вообще у нас в доме до-мофон, так что за дверью был, скорее всего, кто-то из соседей. Открываю, придерживая за не снятый ошейник замолчавшую южачку. На меня сверху вниз смотрят три омоновцев полной амуниции, на лестнице еще трое таких же. Говорят, чтобы преступники не видели, какие доб-рые и интеллигентные лица у омоновцев, тем приходится надевать маски. Мне сейчас очень за-хотелось, чтобы эти шестеро сняли маски и доказали, что лица у них добрые. Сглатываю, под-питываясь уверенностью от глухо рычащей себе под нос южачки, и пытаюсь осознать, чем за-служила такую честь. Неужели соседка снизу вызвала?!
- В-вы за огурцами? – задаю вопрос и сама поражаюсь его нелепости. Какие еще огурцы?! – Алеша?
- Угу, - уронил кто-то из троих. Шесть пар глаз внимательно следят за каждым моим движе-нием.
- Я сейчас. – Захлопываю дверь и торопливо начинаю вытаскивать из кладовки злополучные банки. Инга стоит рядом, вежливо обнюхивая то, что я достаю, время от времени поглядывая на входную дверь.
- Вот, - запыхавшись, выставляю требуемое, распахнув дверь. Эти шестеро стоят в тех же самых позах, удавистые, как спокой, то есть спокойные как удав.
Трое подхватили по паре банок в руки и, кивнув, стали спускаться вниз. Ну, мама, ну, я ей… От обилия эмоций даже не могу выбрать, что выскажу маме. Неужели не могла предупредить?! Меня чуть кондратий не хватил.
Дверной звонок заставил меня подпрыгнуть. Инга пролаяла пару раз и вопросительно на меня уставилась.
- Здравствуй. - На пороге стоит удивленная Земляника, хотя удивляться вообще-то положе-но было мне. Сегодня на ней красно-зеленая клетчатая юбка с белой рубахой и меховая душе-грея. На волосах ободок, со свисающими ниже висков медными колтами. Очень странно видеть у себя дома человека в костюме русского народного ансамбля. – Ты каких мудрёных запоров наставила? Я чуть лоб себе не расшибла с разлёту.
Охранные заговоры на порог, окна, стены и потолок, помимо тех, что нашептала Лада, я на-читала сама, взяв в помощники домового. Пока не было случая проверить их действенность, если не считать того, что соседи сверху прекратили меня затапливать. Оказывается, что они и некоторых магических существ задерживают. Занятно. Жаль, на Леля не действует.
Инга с рычанием настороженно замерла в трёх шагах от гостьи, загородив меня собой.
- Никто не пользуется входной дверью. Пришлось вот, - с вздохом объясняю Перунике. - Ингусь, всё хорошо. – Под моей ладонью тело собаки мелко дрожит: Земляника её пугает.
- Дом не защищен от прохожих-перехожих! – встревает Кузьма, появившийся у меня за спиной. - Заходи кто хочешь, твори что можешь. Я со всеми не справлюсь. Я – домовой, а не охранное заклятье.
- Правильно. Так можно мне войти? – уточняет она.
- Да, входи.
- Ух, ты! – восхищенно приседает на корточки Земляника. Её русая коса с красной лентой метёт пол. – Это кто?
- Инга.
Земляника протягивает ладонь собаке. Инга издалека и очень осторожно обнюхивает руку. Её уши плотно прижаты к голове, а верхняя губа вздернута так, что видно весь зубной ряд. Жи-вых богинь она видит первый раз в жизни, и они ей не особо нравятся.
Мы проходим в зал.
- Роскошный зверь, - Земляника разглядывает Ингу во все глаза, но больше желания трогать не выказывает. – Где взяла?
- На улице. Её то ли бросили, то ли потеряли – толком не поймёшь, - глажу нервничающую собаку.
- Повезло. - Гостья хмурит бровки. – Оставишь себе? – Кузьма при этих её словах закатил глаза.
- Посмотрим. Она явно ждёт прежнего хозяина или хозяйку. Я для неё временный пункт, - псица оборачивается ко мне. – Да, подруга? Даже есть её заставить не могу. – Как доказательст-во беру горсть корма из кармана и предлагаю собаке. – Возьми, Ингусь. - Собака принюхивает-ся и всасывает гранулы как пылесос. – Ой!
- Теперь можешь, - хмыкнула Земляника. – Что это за комочки? Сушёное говно?
- Скажешь тоже, - скривилась я, едва представив себе эту гадость. – Сухой корм. Сбаланси-рованное питание для взрослых собак.
- Из чего его делают – из кошек? – она с любопытством рассматривает упаковку, отодвигая ласкающегося Рейгана.
- Из… - вглядываюсь в этикетку, чтобы поразить её перечнем полезных веществ. – Мама! – Я дала Инге корм со вкусом идейки и овощей. Для кошек и котов, испытывающих проблемы с мочеполовой системой. Откуда он взялся в кармане? Собака с нетерпением смотрела на меня, ожидая добавки. – Нет, каждому свое. Иди и ешь свой корм. – Инга поскучнела.
- Чем планируешь заняться? – интересуется Земляника, неспешно прогуливаясь по квартире. Её визиты краткосрочны и напоминают проверки. Прямой угрозы я в них для себя не вижу, по-этому не прекращаю, надеясь понять, чем они вызваны. Любопытство свое она давно должна была удовлетворить.
- Есть. - В животе заурчало. Аппетит у меня был за двоих – сплошное разорение. - Мне тут щей обещали.
- Щи – это хорошо, - Земляника оглядывает комнату, безошибочно выделяя взглядом места, где по периметру нанесены защитные буквицы. – А кто варил? - С моими кулинарными талан-тами она успела познакомиться и не спешила повторять встречу.
- Не бойся, не она, - сказал внезапно появившейся за спиной гостьи Лель. Инга появление бога проигнорировала, ковыряясь у себя под хвостом. Зато я подпрыгнула. – Какими судьбами, сестренка? – с наигранным весельем осведомился он, мельком оглядев нас с Ингой.
- С родственницей вот новой знакомлюсь, - не менее радостно отозвалась она. На появление Леля Земляника явно не рассчитывала. – Грех такую красу от своих прятать.
- Разберёмся. - Лель демонстративно приобнял меня за плечи и улыбнулся сестре. – Ты вот часто, смотрю, ею любуешься.
- Переоденусь пойду, - после второго щипка в левый бок от Леля говорю им. – Вы тут не скучайте, - и в сопровождении Инги отправляюсь в спальню. Подумаешь, секреты у них. Дру-гого места не нашлось, конечно, как мой дом.
Когда раздался очередной звонок в дверь, я была в одной колготке и нижнем белье. Домаш-ний костюм никак не желал находиться. Мама шокировано называла мою комнату «бардак на колёсиках» - мало того, что ничего не найдёшь, так имеешь все шансы угробить себя, спо-ткнувшись об какую-нибудь дрянь. Обычно для меня нет проблем найти необходимое, но сего-дня Кузьма вздумал прибраться, и все вещи враз потерялись.
Звонок настойчиво напоминал, что за дверью кто-то есть. С лаем Инга умчалась в коридор.
- Откройте дверь! – кричу я, волчком вертясь по комнате, чтобы найти хоть что-то. Не оде-ваться же мне снова в собачий костюм?
- И как ты представишь меня своей маме? – в спальню заглянул ухмыляющийся Лель.
- Маме?! – я превратилась в соляной столп.
- Пока нет, - засмеялся он. – Земляника ускакала домой. Щи очень хвалила.
- Так пойди и открой! – возмутилась я, хватая из шкафа белую блузу, украшенную по выре-зу рюшечками.
- Мавра, можно повежливее? Имей уважение хотя бы к моему положению, - надменно зая-вил он мне. – И как ты себе это представляешь? Я невидим для посторонних.
- ИДУ! – осатанело взревела я, пытаясь быстро влезть в светло-коричневый велюровый са-рафан со шнуровкой на груди. Естественно, я застряла. Звонок звенел на одной громкой ноте. Кого там нелёгкая принесла?! И собака лающая их не пугает.
Наконец, выбираюсь из сарафана на белый свет, испытывая такое облегчение, будто заново родилась, и топаю в коридор.
- Кто там!? – рявкнула я, распахнув дверь настежь. Удерживаемая за ошейник Инга с хри-пом рвалась в атаку. Все чужие, громко желающие попасть в нашу квартиру приводили её в не-истовство берсерка. В этом я с ней была солидарно.
Брюнет отшатнулся, получив от нас с Ингой мощный отрицательный заряд, загородившись рукой. А не надо было настаивать свои стуком.
- Квартира Соловьёвых? – кашлянув, неуверенно спросил он, и с сомнением уставился в мя-тую бумажку. Два клетчатых чемодана стояли по бокам от его ног. Синяя куртка нараспашку, из кармана торчит чёрная вязаная шапочка, светлые джинсы и элегантные ботинки. Ну и фрукт.
- Ничего не покупаю, ничего не продаю! Мой бог меня устраивает! Сейчас собаку спущу! – гавкнула я. Надоели сектанты и толстомордые побирушки, просящие денег на билет домой, ху-же горькой редьки. Инга, как мне показлось, с уважением посмотрела на свирепую меня, и умолкла.
- Нервная особа. - Юлька сочувственно покачала головой. – Соловьева, ты озверина опять нажралась?
- Мавра? – с ещё большим сомнением спросил он. Узкое лицо с ранними морщинами на лбу, похожими на шрамы, массивный подбородок, прямой нос и цепкие глаза – внешность человека, знающего, чего он добивается в жизни. Ведёт насыщенную физическую жизнь – у некоторых это на лбу написано. Из общей картины выбивается чувственно-пухлая нижняя губа. Губы та-кие – моя слабость.
- Она самая, - стоящая за его спиной, рядом с открытой двери своей квартиры, Юлька смот-рела на него скептически. – Но я вас предупреждала, мужчина, не забудьте.
- Вы кто!? – грубо спрашиваю, отстраненно поражаясь собственной злобе, и тому, что не могу с собой поделать при этом. Понесло, что называется.
- Я – Костя… брат Марины Романовой. - Моя агрессия сбила его с толку окончательно - не привык к враждебно настроенным женщинам. – А это … южак? – Костя неуверенно показал пальцем на Ингу. Сука, распрямилась как сжатая пружина, под моей рукой, в прыжке едва не откусив этот самый палец. Чем очень напомнила мне нашу преподавательницу по этикету, женщину, которую точно так же приводили в ярость грубые манеры студентов. В полноценную атаку Инга не пошла, довольствовавшись отскоком человека назад, так что на ногах мне уда-лось устоять.
- У вас пальцы лишние?! Вы в своем уме? – прокрякала я, облившись холодным потом при одной только мысли, что Инга могла сделать с этим человеком. И я бы ничем не смогла ее ос-тановить.
Он посмотрел на пальцы правой руки, и запоздало спрятал их за спину, видно, представив нечто в том же духе.
- Заметьте, что я молчу, - чересчур нейтральным голосом сказала Юля. – Потому, что вас раньше предупреждала, что сейчас с Маврой общаться нежелательно.
- Спасибо большое, - мужчина по имени Костя, брат Марины Романовой, взял себя в руки. – Так вот, - повернулся теперь ко мне. - У меня для вас…
Захлопываю дверь, клокоча эмоциями, как разбуженный вулкан лавой. Инга, подскочив на месте, издала непонятный горловой звук со множеством «уууу» и «вэ».
- Какой дивный образец гостеприимства, - прокомментировал Лель, за что я его с чувством лягнула. Как лошадь. Задом. По-моему, все же попала в живот. Не сдержалась и обернулась по-любоваться результатом. Болезненно перекошенное лицо согнувшегося Леля доставило мне мимолётное удовольствие.
В дверь снова позвонили. Да что он себе позволяет?! Рывком распахиваю дверь.
- Еще раз прикоснетесь к моей двери – спущу собаку!! – покрепче перехватываю глухо ры-чащую собаку за ошейник, которая еще гонит перед собой волну недовольства. Дурацкая эйфо-рия от выплеснутой агрессии, копившейся долгое время, растекается по телу.
Превратившуюся, от изумления, в соляной столп Юльку предпочитаю игнорировать. Когда к ней вернется дар речи, а это будет в самое ближайшее время, ее будет сложно игнорировать.
- Минуточку, - попросил, выставив руки перед собой, Костя. – По-моему, мы друг друга не-допоняли, - он растерянно пытался подобрать слова. – Я всего лишь принес…
- Хватит морочить мне голову! – я уже снова захлопывала дверь, когда меня осенило. Ма-рунчик-игрунчик! Марина Авдотьева, в замужестве Романова. Мы крепко сдружились на пер-вом курсе, жаль, что после пятого курса она уехала домой за Урал. На фотках я ее брата видела, но это были его доармейские кадры, так что ничего удивительного, что в жизни я Костю не уз-нала.
Мне стало неловко. Проехал человек пол страны и получил такую встречу, что дай бог ноги унести. Когда ко мне вернулся дар речи, Костя успел полюбоваться сменой эмоций на моём ли-це – от ужаса до веселья.
- Извини, - с улыбкой говорю ему, гостеприимно распахивая дверь, - ходят тут всякие, маньяки, - я туманно обрисовала отрицательных личностей рукой. - Вот терпение и кончилось. - Инга, которая решила более детально изучить настырного типа, потянулась обнюхать его шта-нину. Едва мужчина шевельнулся – раздалось предупредительное рычание. – Инга, тихо. Что ты сказал?
- Угадали, - громким шепотом произнес Костя, чуть наклонив ко мне голову – единственное движение, которое захотел себе позволить. – Я – маньяк, самый натуральный, - скосил глаза к ботинкам. – И чемоданы вон сразу захватил, чтобы было, куда твой расчленённый труп запих-нуть.
Нервно улыбаюсь - слишком поглощенная собственной паникой - чуть не затравила собакой брата подруги! Да я просто опасна.
- Это всё в тебе либидо бурлит. Нет мужика под рукой, вот ты уже о маньяках мечтать нача-ла, - шепнул Лель на ухо, стоя у меня за спиной. – Тише, тише, зоренька. Помнишь, что они ме-ня не видят?
- Сгинь! Рассыпься! – сквозь зубы цежу ему. Но в ответ слышу только пренебрежительное фырканье.
- Ирина просила передать тебе подарки, - тем временем продолжал говорить Костя, косясь на меня - моя эмоциональность произвела на него неизгладимое впечатление. Надо думать!
- Ну что мы здесь стоим! Проходи в дом, - гостеприимно пячусь вместе с собакой.
- То есть, ты только за взятки мужиков пускаешь в дом? – хмыкнул Лель. – Мне повезло пробиться на халяву.
- Я бы посоветовала гостиницу, - подала голос Юлька. – Желательно в другом районе. Но если вам не хватает адреналина, то она вас снабдит им под

9

Храбрость — это когда только вы знаете, как вы боитесь.

Я бы поняла, если он ушёл, но мужчина оказался не из пугливых, и аккуратно сидел на кра-ешке дивана в зале, положив руки на колени. Перед ним лежала Инга, добровольно взявшаяся «развлечь» гостя. Зато ушёл Лель.
- Я очень странная. Марина не предупреждала? – присаживаюсь на кресло напротив и улы-баюсь как можно ласковее, чтобы сгладить прежние впечатления. – Инга, ко мне, - торопливо снимаю осаду, хлопнув себя по бедру. Южачка, потягиваясь вперед, показала ему в зевке весь свой зубной аппарат, и лишь потом соизволила занять место возле меня. Кажется, я слышала, как Костя облегченно выдохнул. И его можно было понять.
- Нет. Забыла, наверное, - ухмыльнулся Костя. Серая водолазка под горло подчёркивает цвет глаз. А он очень даже ничего. – Знаешь, мне бы вручить тебе посылку и…
- Ночь на дворе. Куда ты пойдешь? Не глупи. Так ты тот самый Кощей, брат Марунчика? – спрашиваю, пиная себя за некстати проснувшийся позабытый девичий восторг. На тех фотках он был… Да и сейчас не подурнел. - Сколько историй мне про тебя рассказывали. Ох, прости, – прикусываю язык. Собака лежит в моих ногах и по-кошачьи вылизывает себе переднюю лапу, изредка кидая из-под челки на гостя выразительные взгляды.
- Ничего, - ухмыльнулся он, старательно делая вид, что взглядов собачьих не замечает. Надо понимать, Маринка в долгу перед ним не осталась и про меня тоже кое-что порассказала. - Только половина из них неправда.
- Очень рада. То есть не тому, что неправда. Рада ответить гостеприимством. Я ведь у вас все каникулы жила, - несу всё, что приходит на ум, лишь бы не молчать. Нет ничего хуже не-ловкой тишины между мужчиной и женщиной. – Ты, кажется, в армии был? А потом…
- Служил по контракту - Ему тоже не по душе неловкие паузы.
- А к нам в город надолго? Ой, не подумай, что выгоняю, просто интересуюсь планами гос-тя. Могу организовать экскурсию в выходные.
- Как получится. Служба. Перевели вот к вам, – смущённо пожимает плечами.
- ФСБ? МВД? ОМОН? ФИСИН? – наугад перечисляю гос. организации.
- Все понемногу, - пожимает плечами, как бы извиняясь, что не может сказать правду.
- У вас это семейное, - киваю. – Отец, дед военные – я фотки видела. Маринка, помню, меч-тала во время каждой сессии пойти в радистки или десант, только бы экзамены не сдавать. Но когда сдавала сессию - передумывала.
- И слава богу! – поморщился мужчина. – У неё всё из рук и дома валится. Её тогда только к врагам засылать, для подрывной деятельности.
Мы засмеялись. Действительно, есть у Маринки такая особенность.
- Ты что-то около двери сказал про жильё. Страна скупа к своим героям и больше не снима-ет им квартиры?
- Да какой я герой, - отмахнулся он. – Так, с бумагами вожусь. В общежитие не хочу. По-пробую снять что-нибудь.
- Живи у меня, сколько надо, - щедро приглашаю я. – Места хватит.
- А с мужем, молодым человеком проблем не будет? – не спешит отказываться Костя, глядя мне в глаза. Беременность некоторым образом увеличила мой первый размер, и последнее вре-мя я чаще видела мужские макушки, чем лица.
- Каким мужем? – смеюсь немного натянуто. Не мог же он видеть Леля? – Я девушка сво-бодная, сама себе хозяйка. Только с приданым, - показываю на южачку, которая, подняв голову, смотрит на меня тоже.
- Шикарное приданое. Собачек вроде этой княжнам в приданое давали раньше, я где-то чи-тал, - он с любопытством посмотрел на Ингу, чем вызвал еще одну волну рыков.
- Инга, фу! Прекрати, - шикаю на нее. – Это хороший человек. Хорооошиий.
- С такой собачкой и одной не страшно жить.
- Да уж, с ней не заскучаешь. Так что я серьезно приглашаю пожить у меня – места всем хватит, сам видишь. Вот только Инга…
- У нас в семье всегда были собаки, сама знаешь, - он пожал плечами. – Не такие, конечно, - поправил ворот водолазки, - характерные. Думаю, можно попробовать. На пару дней, пока я не пригляжу себе собственную берлогу, было бы просто волшебно. У тебя на плите что-то стоит? - мужчина принюхался. – И оно убегает
- О! – всплеснув руками, мчусь на кухню. Конечно, все исчезли и оставили кастрюлю с го-товым супом кипеть. К моему появлению большая часть супа выкипела. – Костя! Костя!
Его «что» теряется в угрожающем взрыке. Так понимаю, он попытался встать - и был оста-новлен системой «белый лежачий полицейский».
- Инга, - с поварежкой в руках вхожу в зал. Живая картинка «задержание шпиона до подхо-да вожатого» мне не нравится. – Ко мне!
Через не хочу, большое такое не хочу, она оставляет свой пост и рысит ко мне, в тоже время отслеживая поведение мужчины.
- Гуся, зайка моя, - присаживаюсь рядом с собакой, - этот человек – свой. Ему можно здесь ходить, - раз команды не действуют, остается только договариваться с ней. – Я разрешаю. По-нимаешь?
- У вас тут не забалуешь, - со смешком заметил Костя. – Спасла еду?
- Угу, - вздыхаю я. – Пошли поедим. Заодно расскажешь мне всю историю.
- Государства российского?
- Свою!
Подарки Маринка прислала знатные: натуральный мёд, варенья из лесных ягод, медвежий жир, красную икру в литровой банке. Вот только куда их девать с моим токсикозом? Хотя если половину отдать маме, то с другой справится домовой.
Мы успели поесть и приступили к чаю, когда в дверь снова позвонили. Костя удивленно по-смотрел поверх чашки на меня и на часы, показывавшие почти десять вечера.
- Это ко мне, - объясняю, торопясь к двери следом за хвостом Инги, успевшей проскольз-нуть вперед.
- А вот и мы!
На пороге красовалась статная фигура Юльки в джемпере и светлых брюках. Юлькина улыбка чуть поблекла, когда она увидела сморщенный нос Инги рядом с собой.
- Уберите эту голливудскую звезду от меня, иначе я ей тоже сейчас улыбнусь! - царственно изрекла она, проходя в дом. – Заходите, Ирина Марковна, - обернулась к шагнувшей за ней брюнетке средних лет и отошла к зеркалу.
Придерживая за ошейник тянущуюся обнюхать гостью Ингу, между делом разглядываю за-гадочную зав.секцией отечественных пород нашего города. Короткие волосы, цепкий светлый взгляд, женственную фигуру подчеркивают роскошный вязаный свитер и тертые джинсы с многочисленными карманами. Ирина Марковна коротко поздоровалась, внимательно изучая груду белой шерсти, застывшей в напряжении у меня между ног.
- Одела бы ты ей намордник, - посоветовала Юля искренне. – Не нравится мне ее настрой. А еще лучше – запри в спальне. Иначе вы толком не поговорите.
- Проходите! – двигаясь задом, утягиваю за собой Ингу, которая вибрировала уже всем те-лом, готовясь зарычать вслух. Гостья или принесенные ею запахи суке явно не нравились, что заставляло меня внимательнее приглядываться к женщине. – Сс! - прошипела я, когда когти-стая лапа наступила всем весом тела мне на босую ногу. Ирина дернулась, неверно истолковав мою гримасу. – Ты мне все отдавила, лошадь, - бормочу суке, выдергиваю ступню на свободу. Собака зевнула с нервным призвуком, ища взглядом мое лицо.
- Ну-ну, детка, - гостья медленно протянула ладонь. – Посмотри: я пришла с миром. Какая ты красавица! – ласково сделала комплимент Ирина Марковна.
Белая бестия уже не рычала, она просто посмотрела на женщину так же нежно, но почему-то я почувствовала, что тучи вокруг стали сгущаться окончательно. Возникло какое-то предгро-зовое напряжение в воздухе. Гостья отступила, не делая более попыток проконтактировать с собакой, и напряжение в воздухе стало растворяться.
- Гуся, тебя здесь никто не обидит и не выгоняет, - пообещала я собаке зачем-то вслух. – Мы просто поищем для тебя новый дом и настоящего хозяина. Так что будь примерной девочкой. Давайте пройдем на кухню, - приглашаю Юльку и Ирину.
Тут из зала вышел куривший на балконе Костя, от которого слабо, но вкусно пахло дорогим табаком. Узрев наше сборище он только начал здороваться, но отшатнулся, подавившись пер-выми же согласными - Инга, резко обернувшись на постороннее движение (и я вместе с ней не-вольно), рявкнула в сторону мужчины. У меня этот выброс эмоций Инги вызвал невольную ас-социацию с выстрелом из огнемета, виденным мною в каком-то из боевиков. И от того, что этот Ингин удар был психической угрозой, а не действием, стало страшно вдвойне. Она МОГЛА ра-нить, но не стала, довольствовавшись демонстрацией угрозы. Убедившись, что мужчина пока опасности не представляет, собака снова сосредоточилась на гостьях.
- Вы смелый человек, скажу я вам, - заявила Юлька ему. При этом на ее лице расцвел букет эмоций, любоваться которым у меня не было никакого желания, поэтому я сосредоточилась на собаке. - Или дурак. Раз решили здесь пожить.
- Я самый обычный, – чуть нервно улыбнулся Костя, машинально потирая шею.
- Ну-ну, - улыбнулась как Мона Лиза подруга, и скрылась в кухне.
- Мы тут повечеряем, - говорю ему, перехватывая ошейник Инги другой рукой через спину для удобства. – А ты делай что хочешь. Телевизор и диски сразу рядом с книжным шкафом. Постельное я положила, там увидишь. Что-то еще нужно?
- Нет, спасибо, - Костя скрылся во второй спальне.
Не рискуя оставлять Ингу без своей руководящей руки на холке, прошу Юлю поставить чайник. Напевая «Парней так много холостых на улицах Саратова» в тишине кухни, нарушае-мой лишь учащенным дыханием суки, Юля зажгла газ.
- В общих чертах ваша подруга рассказала мне историю Инги, - сказала Ирина Марковна.
- Есть шанс найти ее прежнего хозяина, хозяйку? – задаю главный вопрос. Ноздри черного собачьего носа трепетали как крылья бабочки.
- Официально в городе лишь я и еще два человека являемся владельцами южаков, - она прищурилась, видно, вспомнив какие-то свои споры. - Неофициальных замечено не было. У нее ведь нет клейма?
- Мы не нашли. - Юлька села у окна, пощипывая виноград из чаши.
- Это несомненно южак, - медленно проговорила Ирина Марковна, глядя на суку, прилег-шую у моей ноги медвежьей шкурой. - Низкая постановка хвоста, оброслость лап, рост и даже ехидно-южачье выражение морды, украшенной челкой. У нее хорошее состояние шубы, из че-го можно сделать вывод, что со здоровьем у нее все более-менее в порядке – если у южака пару дней что-то болит, сразу видно по шерсти. Но желательно сделать анализ крови. А по поводу хозяина… - вздохнула. – Можно мне будет посмотреть ее зубы, чтобы определить возраст?
- Наверное, - пожимаю плечами. Что сложного в показе зубов?
Инга показала зубы сама. Передние. Сопроводив это глухим раскатистым рыком. На все уговоры она только сильнее сжимала челюсти, импровизируя с тональность рычания. При-шлось отступить.
- Что вы намерены делать с ней дальше? – Ее холодный изучающий взгляд вызвал у меня ассоциацию с детектором лжи.
- Дам объявления. Вдруг хозяин не местный, с ним что-то случилось…
- Не исключено, - кивнула она. – Я смотрю, у вас нет проблем в общении. В основном.
- Ну, если со стороны кажется так, то наверное, - отвечаю, пожав плечами. - Дома все время за мной наблюдает, но телесных контактов не ищет. На прогулках она готова защищать меня от всего мира. Ест кошачий корм. На мясо смотрит как нечто искусственное и притрагиваться к нему не пытается даже, - глажу псицу нежно по голове, - дуреха.
- Просто очень сдержанная, одинокая, с чувством собственного достоинства собака, у кото-рой рухнул мир. От нас требуется помочь ей пережить то время, пока обломки не соберутся в новый мир. Со своей стороны могу избавить вас от большинства проблем, забрав Ингу с собой. У вас ведь никогда не было собаки?
- Нет, но она останется. Собака только начала привыкать к дому хоть какому-то и ее опять выдергивать в никуда. Нет, - смотрю на макушку лежащей собаки, вспоминая нашу первую встречу. - Думаю, что справлюсь сама.
- А что вы знаете про эту породу?
Молчу. И Юля молчит, непривычно сдерживая свои едкие комментарии. Просто заваривает чай, расставляет чашки, сахарницу.
- Понятно, - женщина вытащила пачку сигарет. Положила на стол перед собой. – Бросаю курить, - с усмешкой пояснила. – Только глазами себе позволяю дымить. Все породные харак-теристики исходят из того, для чего выводится порода, - передвинула пачку в угол стола. - Во времена, когда стада овец паслись в степях, большой урон наносили помимо угонщиков скота, воры из разряда: подкрался тихонечко, овцу по горлу, на коня и деру. Пастухам нужна была со-бака, которая внешне похожа на овец, быстра и молниеносна в нападении, непредсказуема в ближнем бою и работающая молча и мгновенно, без всякого предупреждения, чтобы нападаю-щий тупо не успел приготовиться, - Ирина Марковна посмотрела на меня. - Цитируя одного из ныне живущих знатоков породы "южак - это машина для убийства". По большей части из-за своего непредсказуемого поведения. Именно по этой причине южаков не берут на передержку, именно по этой причине мало кто рискует связываться с чужими взрослыми южаками. Их ме-сто в жизни - это беспривязная охрана территории... Или диванная подушка... Характер позво-ляет им делать и то и другое одинаково эффективно, - она поджала губы. - Популяризация по-роды в свое время сделала черное дело, так что нынешние южаки могут весьма отличаться от того, что им предписывают легенды. В породе сейчас нет согласия к тому ж. Но непредсказуе-мость и самостоятельность южака пока присущи каждой этой особи. Вы уверены, Мавра, что справитесь сами? Я, конечно, готова оказать любую помощь и тоже буду искать хозяина этой собаки.
- Спасибо. Справлюсь.
- Предупреждаю сразу "давить южачку" бесполезно. Знаю и не один случай, когда собаку давили, показывая, кто в доме хозяин, били черенками лопаты, стреляли, в общем убивали, а собаки практически бездыханные поднимались и шли в атаку. Я не пугаю, я рассказываю ре-альные случаи, чтобы вы знали, что вас может ожидать, - гостья убрала пачку в боковой карман джинсов. - Начинать с щенка или начинать со взрослой собаки - это две большие разницы. Взрослая - это личность, которую сломать трудно (породная нервная система) плюс потенци-альная АОР против нового человека, который совсем еще не стал хозяином. Подобрав взросло-го южака и не найдя с ним общий язык становишься для собаки фигурантом в своей квартире... Что еще? Будьте аккуратнее в моменты каких либо действий. Видите заводится собака, зубы скалит, предупредите ее действия изменением СВОЕГО поведения. Отойдите, подзовите к себе, подойдет - приласкайте... Видите агрессию, веселеньким голосом сбивайте собачьи мысли своими неожиданными предложениями - не давайте ей возможность думать и принимать реше-ния, думайте за нее.
- Зря ты, Соловьева, выбросила завещание, - сказала Юля, разливая всем чай. – Хотя, что с тебя наследовать? Один мобильник, да и тот казенный.
- Заработайте вначале ее доверие, если хотите найти общий язык, - посоветовала гостья. – Только это обоюдоострый меч. Вы привяжетесь с ней друг к другу. А что мы будем делать, ко-гда найдем ей хозяина?.. Опять предательство?..
- Ну и что теперь мне делать? Предать ее сразу сейчас?
- Не гоните лошадей. Будем действовать по мере событий, раз уж вы решили оставить Ингу пока у себя. Глядишь, себе оставите насовсем.
Юля подавилась чаем. Мы ее долго хлопали по спине ладошками, так что даже Инга вылез-ла из-под стола посмотреть кого там лупят от души.
Потом все спохватились, что уже поздний час и завтра на работу. Ирина Марковна на про-щанье оставила целый список телефонов, помимо её собственного, были номера ветврача, дрес-сировщика и грумера.
Когда гости ушли, я решила проведать как там Костя. За дверью не раздавалось не звука, наверное, спит уже. Мне заснуть оказалось гораздо сложнее. Были ли виной тому полная луна, светившая в окно, или продемонстрированные Ингой особенности характера – не знаю. В голо-ве постоянно крутились мысли, мысли, щедро сдобренные сомнением: а справлюсь ли?
Через открытую форточку кто-то громко свистнул – звук благодаря ночи раздался очень четко. С громогласным лаем Инга подорвалась с пола, где лежала, и кинулась к окну. Пару раз обгавкав ночь за стеклом, она заскулила и выбежала из комнаты.
- Инга! Инга! – откидываю одеяло и мчусь следом. В темноте врезаюсь в ножку журнально-го столика, поэтому дальше стараюсь на бегу включать свет. Да куда она?! Собака пританцовы-вает у входной двери, порываясь бежать куда-то из дома. При виде меня заскулила особенно жалобно, мордой указывая, что ей надо выйти.
- Что ты, девочка? Тише, тише.
Мою руку она сбрасывает с головы, возбужденная как никогда. На дальнейшие уговоры и ласки, в конце концов, походя огрызнулась, щелкнула зубами рядом с пальцами. И снова ску-леж.
- Нет там никого. Тебе показалось, - сердито говорю ей, не успев даже испугаться – не уку-сила ведь, и ладно. – Иди на место, спать. Инга, спать! Место.
И первая, демонстративно, иду в сторону своей спальни, гася по пути свет. Она так и не пришла до утра, проспав у двери белым ковриком.
А потом дом подскочил от короткого, но емкого матерного вскрика. Мужского. Продирая глаза, скидываю с груди разомлевшего кота, и в одной тапке ковыляю в сторону пересечения кухни и туалета. Тишина действует как холодный душ за шиворот – сна больше ни в одном гла-зу. Скульптурная группа «южак, угрожающий человеческому достоинству» весьма колоритно смотрелась в полумраке коридора. Костя одной рукой держал запястье второй руки, распла-ставшись к стене спиной. На малейшее его движение следовал глухой рык.
- Инга!!! – в кличку я вложила все свое возмущение. Сука чуть повернула ко мне голову, дескать, слушаю, говори. – Ко мне!
Южачка, отступив, почесала за ухом, шумно отряхнулась всей шкурой, после чего села у стены, где с крючка свисал поводок.
- Да все нормально, - заверил Костя, сглотнув. – У нас тут свой разговор был. Ее понять можно – я здесь чужой, хожу по ее территории. – Ничего себе философия в нем развилась от неподвижного стояния рядом со скалящейся собакой. Другой бы возмущался, требовал, грозил-ся…
- Изначально это МОЯ территория, - втягиваю воздух, чтобы немного успокоиться. Пара вдохов-выдохов - и становится легче. – Сильно укусила? – подхожу ближе, включаю свет.
- Цапнула за запястье, не до крови, прижала только до синяков. Но перед этим честно пыта-лась остановить предупреждениями. Просто я упрямый.
- Вы оба чокнутые. Надо обработать ранку, - рассматриваю прокол в человеческом теле с каплями запекшейся крови. – И давно вы тут стоите?
- Не очень, - потянулся мужчина, заставив меня усомниться в его словах. Раз тело успело за-течь, то… - Знаешь…
- Ты только прямо вот так сразу не уезжай! Я сейчас ее быстро выведу и…
- Ну, если ты сама меня еще не гонишь, то я и не собирался пока. Просто хотелось посетить бы комнату для размышлений.
- Ох, конечно, прости! – шлепаю к себе в спальню, сманив Ингу с поста хлопаньем ладони по бедру, которое она считала аналогом команды «рядом». – Гуся, ты завязывай со своими тю-ремными заморочками, слышишь? Пусть ходит где пожелает, делает что угодно. Я обязана се-мье этого человека долгом гостеприимства. Гуся, прекрати его отслеживать. Вы просто два не-зависимых организма, каждый сам по себе. Поняла? Сейчас мы пойдем с тобой гулять, и после прогулки ты должна сильно подобреть. Конечно, если ты останешься злюкой, то я выселю Кос-тю, а не тебя. Но буду очень несчастной. Мне будет стыдно и плохо, - не переставая разговари-вать с южачкой, одеваюсь на гулянку. Инга лежит у двери в комнату и время от времени зевает. Кажется, мои слова не достигают цели. Ничего, у нас впереди целая прогулка.
На стадионе мы встретились с Юлькой и Жупиком. Пока собаки занимались изучением ароматных новостей, мы молчали. Вчерашний день был очень насыщенным, как и все дни, с тех пор как у меня появилась южачка.
- Раз милиция не приезжала ночью, следует ли мне быть уверенной, что твоя крокодилица гостя не пожрала? – наконец, заговорила подруга.
- Пожрать – не пожрала, так, понадкусала.
- И где?
- Запястье левое.
- Гость где?
- Дома. Спать лег, наверное. Она его в осаде продержала не знаю сколько, пока я не просну-лась.
Мы наблюдали, как Инга плавно трусит по усыпанному песком кругу стадиона. Два круга, как всегда, после чего она возвращается ко мне и почти не отходит до конца прогулки. Жупик уже не пытается за ней угнаться, довольствуясь мячиком, который мы ему по очереди кидаем. Мячик у южачки вызывает интерес не больше, чем индекс Доу Джонса у пигмеев Африки.
Пошел мокрый снег. Инга вдруг плюхнулась на попу, задрала вверх голову и завыла. Это был какой-то рев полам с воем, на одном дыхании, взвывания чередуются с рявканьем и диапа-зон звука меняется через пару тактов. По силе звук был раза в три сильнее, чем можно ожидать от собаки такого размера. Вой длился не больше минуты, но еще с минуту мы с Юлькой были в ступоре. От этого воя веяло такой первобытностью… Жупик застыл с мячиком во рту, как па-мятник живой самому себе.
- Что это с ней?
- Эмоции скинула лишние, наверное. Гуся, лапочка, - обращаюсь к собаке, пристегивая ка-рабин, - пошли-ка домой.
Дома нас ждала горячая манная каша, которую я последний раз ела в садике, на спор, каст-рюлю. Спор, кстати, проиграла: меня стошнило под ноги воспитательнице, когда она поднесла мне ложку рыбьего жира. Когда после прогулки обнаружилась пропажа сваренной каши, в дело вступила заведующая. С банкой рыбьего жира в руке. Тому, кто признается, куда испарилась манная каша, было обещано «помилование», но среди нас не нашлось предателей. Вольных, по крайней мере.
- Ничего более съедобного я в твоем доме не нашел, - сказал Костя, снимая с огня чайник и заваривая кипятком мятный чай. – Тебе на завтрак хватит.
Я с завистью покосилась в сторону собачьей миски, видневшейся из зала. Инга, лежа на ли-нолиуме, медитировала над горкой коричневых крокетов.
- А как же ты?
- Я по утрам не ем. Привык бегать сначала, потом упражнения и завтрак плавно переходит уже в обед. Организм привык.
- Знаешь, это все выглядит так аппетитно…
- Но…
- Но утреннее недомогание! – Как же я обрадовалась этому объяснению, скорчив подобаю-щую случаю печальную мину. – Только мятный чай. Увы. Ешь сам, не пропадать же ей.
- Открою секрет: я не ем манку ни под каким соусом.
И тут я начала хихикать, потом это перешло в хохот с утиранием слез и закончилось бы, на-верное, истерикой, сказывалось напряжение этих дней, если бы Костя не попытался отвесить мне пощечину. Но между нами выросла белая взрыкнувшая тень, в прыжке передними лапами толкнувшая мужчину вбок. Он пошатнулся, налетел на стол, зазвенела посуда.
Инга, стоя между нашими телами, была напряжена и взъерошена так, что казалась вдвое больше, чем на самом деле. Вздернутый хвост медленно опускался, пару раз, как флаг в руках перенервничавшего юнги, взмывая снова вверх. При малейшем движении мужчины следовал предупреждающий взрык. Мне вообще казалось, что рык этот никогда уже не стихнет. Или стихнет от того, что Инга вцепится в Костю. Все рассказы Ирины Марковны дикой мешаниной кружили в моей голове. Южак – машина для убийства. Непредсказуемость и самостоятельность южака пока присущи каждой этой особи. Вы уверены, Мавра, что справитесь сами? Их место в жизни - это беспривязная охрана территории... Или диванная подушка... Характер позволяет им делать и то и другое одинаково эффективно.
- Тихо, тихо, Гуся, - всхлипывая, опускаюсь на пол, обнимая руками шею собаки. В нутрии нее что-то клокочет, перекатывается, как камни по железной трубе. – Все хорошо. Все со мной хорошо. С тобой тоже хорошо. Тихо, тихо. Успокойся. Сядь. - После повтора команды, сука медленно, как заржавленный робот, садится рядом со мной. И я понимаю, что сейчас держу в руках взведенный арбалет. Тяжелый, местами неудобный, с установленными в нем хитрыми заморочками, смертельно опасный, готовый сработать от малейшего толчка. Потому как болт уже заряжен, тетива взведена. Только оружие это не для моих рук, не готовых удерживать по-стоянно эту тяжесть. Я всего лишь слабая женщина. – Гуся, - плачу ей в во влажную шерсть, - Гусенька, пожалуйста, успокойся.
И каким-то двадцать первым чувством, после ее чуть более затяжного выдоха понимаю, что тетива разряжена, выстрел отменяется. На сегодня. Инга разворачивается ко мне. Мы какое-то время смотрим друг на друга. Белая челка густа, но сейчас прядки сбились, и я вижу ее корич-нево-янтарные глаза одомашненной волчицы. Быстрым, лягушачьим каким-то движением со-бачий язык слизывает одну каплю с моей щеки. И собака снова отворачивается.
- Знаешь, Кость, тебе сегодня лучше уйти из дома со мной, - с трудом нахожу слюну для пе-ресохшего горла, голос как у простуженной вороны.

Время лечит... Но всё иначе.
И уже не будет, как прежде…
Смотрят в душу глаза собачьи
С остывающей в них надеждой...
(с)

Едва придя на работу, сразу же набираю номер Ирины Марковны. Нервозность осталась, но, в целом, я уже могла связно рассказать о случившемся.
- Здравствуйте, Ирина Марковна, - выпаливаю в ответ на нейтральное «алло», прозвучавшее из трубки. – Простите, что так рано, Это Мавра, вы…
- Что-то случилось? – голос сразу становится обеспокоенным.
- Кажется. Утром… - далее пересказываю ей, как все было.
Ее первый вопрос:
- Где сейчас собака?
- Дома, где ей еще быть? Костю пришлось выгнать бродить по городу.
- Ну, раз никому опасность сейчас не грозит, то к чему такой взвинченный голос? Что, соб-ственно, произошло такого страшного? Маленькое построение в коридоре, швырок за нападе-ние на тебя. Идеально вела себя собака твоя, охраняла, тем более учитывая, сколько она тебя знает. И, в принципе, вы очень легко отделались. Я предупреждала, что южак – не игрушка, - немного помолчала и добавила: - Инга разрешила тебе ее увести. Это уже хорошо, значит, при-знает твое мнение. У вас налаживается контакт.
- И так будет всегда?! С каждым?
- Я дальше завтра обычно не заглядываю, смысла нет, - ответила женщина. – До вечера я буду занята, а потом могу приехать забрать Ингу.
- Никого я не отдаю. Просто мне нужен совет…
- Нет ничего бесполезнее чужих советов. Тем более заочных.
- Значит, невозможно будет Ингу приучить не бросаться на Костю? – чувствую себя глупо и злюсь, что позвонила ей.
- Мавра, будем откровенны. Вам так дорог человек, который хочет пожить у вас? У него нет другого выхода? – не дождавшись от меня ответа, продолжает: - Ситуация с Ингой сложна сама по себе, чтобы дополнительно ее нагружать посторонними. Сука выбрала вас, но не его, и по-пытки ускоренно прийти к счастливому концу грозят крахом.
- Я поняла.
- Попробовать можно, если этот человек вам нужен рядом, - сказала, вздохнув, Ирина Мар-ковна. - Инга сейчас только изучает порядки нового дома и примирить ее с тем, что в доме бу-дет жить еще один человек, мужчина, можно. Хотя собаке куда проще было бы, если бы она сейчас выстраивала отношения с настоящей своей семьей. Кстати, я выложила на форуме по-родном объявление о найденной южачке. Шансов, что найдется хозяин, мало. Зато возрастают шансы найти ей добрые руки.
- Обязательно зайду посмотреть. Так как мне можно примирить Ингу с Костей?
- Лучший способ примирить двух врагов – запрячь их в одну упряжку. Им придется вынуж-дено сосуществовать вдвоем на чужой территории и на чужих условиях. Может, даже дружить. Если человек разумный, умеет и желает договориться, то все будет хорошо.
- А конкретнее? – озадаченно чешу в затылке. Перед глазами стоят нарты, в которые цугом запряжены Костя и Инга. В нартах сижу я и играю на оленьей жиле. Тьфу, примерещится же такое!
- Как вариант, можете лечь в больницу на недельку, оставив их вдвоем.
- Она при мне его покусала, а без меня что с ним тогда сделает?!
- Ключевая фраза «при тебе». Нет тебя, значит, ей нужно менять правила игры, выстраивать отношения с имеющимся человеком заново. Думай, Мавра, в том числе и о собаке, которая на-ходится сейчас от тебя в зависимости.
Испытывая смутные чувства, выхожу в наш читальный зал, машинально начинаю выпол-нять свои обязанности. Но беспокойные мысли, как коврик из морского ежа под мягким ме-стом, не дают полностью уйти в работу. И я лезу, забившись за конторку, лезу в Интернет через телефон.
Ирина Марковна выложила в ветке СОС под фоткой Инги краткое сообщение: «Найдена южачка в районе пр. Мира. Клейма нет. Откликается на кличку Инга. Молодая, судя по состоя-нию шерсти и зубов. Сидела во дворе домов пару дней, явно ждала хозяина. Думать, что ее бро-сили, пока не хочется. Возможно, с хозяином что-то случилось. Ее пока забрала на передержку, проявившая участие в судьбе южачки, девушка Мавра. Себе оставить собаку она не может – ждет ребенка, - но готова предоставить Инге кров до момента, когда найдется хозяин. Обра-щаться по телефону круглосуточно». На фотке белая, косматая Инга сидела в прихожей и, на-бычившись, смотрела в объектив. Выражение морды у нее было мрачно-скептичное.
Решив, что ничего не теряю, быстро, чтоб не поддаться трусости, пишу ниже.
«Здравствуйте! Помогите, пожалуйста, советом пока ищется хозяин для Инги. Ситуация та-кая: взрослая южачка (ну может не очень чистокровная) и я контакт установили. На прогулках меня охраняет, дома ходит за мной хвостом, старается держать в поле зрения. Но все - очень сдержанно, почти отстраненно. Скоро неделя, как она поселилась у меня. У меня сейчас живет знакомый, которого собака «строит», а сегодня утром укусила: прокушена ладонь и множест-венные синяки. Такое же нельзя спускать, правильно? Кстати, извиняюсь за глупый вопрос, со-ба не привита, прокус не очень сильный, как на гвоздь наткнулась, не знаю идти к врачу или нет, тем более никаких прав на собаку у меня нет. А к собачьим укусам в больнице относятся строго, слышала. Можно сделать так, чтобы Инга стала относиться к знакомому лояльно? По-советуйте что-нибудь... Или это неисправимо, ведь мы для нее не авторитеты? Но что-то делать нужно, ведь ко мне приходят и другие люди, которых собака точно так же пасет и не дает со-вершить ни одного лишнего движения. Да и самое плохое... у меня появился страх. Такой ме-ленький страх появился еще после первых ее бросков... потому что у меня не было таких собак. Я всегда знала, что бы ни происходило, максимум псина может вырваться из рук. Потом страх прошел, а теперь опять... ».
Пятнадцать, тридцать минут, час прошел – нет ответов. Расстроенная, выхожу из сети. Да кому какое дело до моих проблем?! Тишина, изредка нарушаемая шуршанием переворачивае-мых страниц, меня привела в еще большее раздражение. Господи, беременные обычно все та-кие спокойные и в себя погруженные, одна я как бешеная ношусь и переживаю-переживаю. Хватит. Старый проверенный способ бороться с нервозностью – заняться физической работой. Под удивленным взглядом заполнявшей бумаги напарницы я полила цветы, протерла пыль на стеллажах и подоконниках, сходила в спецхран и помогла Галине Ильиничне там разложить сданные материалы, выпила травяной чай и уже готова была задуматься о мытье полов в ком-нате отдыха, но перед этим решила зайти на форум.
Нам ответили. Ответов было на пару страниц, самой разной направленности. В основном, за собаку переживали.
Блин, да что ж это деется-то? Ир, неужели неизвестно откуда песка? Ну не бывает ведь южаков, взявшихся из ниоткуда.
Да, времечко сейчас. Многие работы лишились, зряплату урезали... Но выбрасывать соба-ку? Мы последнее Семену и Кузе отдадим. Иногда в магазин приходишь, денег маловато. В первую очередь зверям берешь, ну а себе уже на что хватит...
Галк, ну а как иначе? Они ж от нас зависят полностью и абсолютно. Даже когда в очеред-ной раз наступил полный и жирный кризис, у собак должно быть все необходимое и даже вкус-ное. Они не виноваты!
Хозяевам бывшим большой такой ПРЕВЕД в спину. Блин, как такого зверя выбросить можно - никак и никогда не пойму. Удачи Вам и пусть все получится.
Ой! Здравствуйте! Так это про эту брошенку мы с Ириной общались? Симпатяжка!!! А то, что характер у нее стал проявляться – это хорошо. Собака начала выходить из-за своей стены отчуждения. Песа потихоньку осваивается, поэтому потихоньку надо приучать ее к правилам, которые заведены в вашем доме, как бы не хотелось пожалеть несчастную зверуш-ку - это ж южаки, они очень быстро садятся на голову, свешивают все лапы и хвост, еще и улыбаются при этом. Если есть время идти с ним гулять, а зверь не хочет, значит его надо взять и гулять - устанет больше. На тему подчинения другим людям - если это необходимо, значит надо добиваться выполнения произнесенной ими команды, причем обязательно. Пусть ваш знакомый тоже кормит собаку, пробует ее выгуливать и давать команды. Больше уве-ренности!
Вообще, мне кажется, беременная женщина не справится с этой собакой… Такое бывает только в сказках, а это – жизнь Никому бы не посоветовала будучи беременной или имея ма-леньких детей подбирать южака с улицы (да собственно и брать щенка). Для беременной это будет хронический стресс, а с маленькими детьми вообще... непредсказуемо.
Больше общайтесь все с собакой. Расскажите ей, в чем проблема русскими словами – и с большой вероятностью собака изменит свое поведение. Это называется ДОГОВОРИТЬСЯ, если нельзя заставить... Пока идет ломка стандартов - собака должна чувствовать человека рядом и чувствовать себя востребованной. Вопрос с заводчиком не так уж и важен, это про-сто для информации - что за песа, какие плюсы-минусы у линии, здоровье и т.д.
…Дайте объявления на местном форуме, в газеты, на телевидение. Порода не самая рас-пространенная, таких в квартиры все же редко берут. Собаку могут уже искать. Я сама за-вела южачку когда сыну было меньше года, а дочке чуть больше 5 лет. Вполне реально и не на-прягало.
…Только любовь! Инга не знает вас, поэтому кусать и швыряться будет, она вас не пони-мает, не понимает добро и любовь от вас, она еще не доверяет вам, осторожничает и оборо-няется. Прощать и терпеть какие либо ваши желания она будет только тогда, когда будет доверять вам себя. А еще постарайтесь вычесать ее в ближайшее время, хоть немного. Шерсть южака может сваляться, тогда придется остричь собаку, постарайтесь не допус-тить подобного. Возможно, собаку захочет кто-то взять во двор.
…Не могу не высказаться, во-первых, у самой отказница, правда лабрадор и это не срав-нится с южаком. Собака стала ненужной в четыре месяца, люди все это время мучились и боялись себе признаться, что дальнейшее совместное существование невозможно. Во-вторых, буквально недавно, наш однопометник стал ненужным в шесть месяцев. Моя приятельница, увидев у нас малявку, тоже захотела щена - и вот итог. К счастью, собаке нашли новую се-мью, которая в нем души не чает. В-третьих, Мавра, мочь и хотеть, это разные вещи!! Тем более, что вы решаете не только за себя – за троих: себя, вашего нерожденного пока малыша и собаку. Подумайте над предложением Ирины Марковны. Не нужно делать несчастной соба-ку, она достойна того, что бы жить в любви! Не обижайтесь, просто слишком много эмоций у меня вызвал ваш пост.
…И вообще Южаки классные тем, что с ними не соскучишься... Умные, хитрые, независи-мые, самостоятельные... Как оказалось, понимают понятие справедливости в человеческом смысле. Но и за отношение к ним платят той же монетой.
Не думала, что тема найдет отклик, но, оказалось, здесь сидят не равнодушные люди. И все написанные ими пожелания выглядели простыми в теории. Угнездившийся же страх и до сих пор стоящий в ушах рык Инги, лишали меня уверенности в собственных силах. Зачем мне все это? Может, и в самом деле отдать Ингу, пока не поздно, перестать мучить ее и себя? Ну что я за нее уцепилась?
Верный ответ могла дать только я, но у меня его не было…

Пока посетители возились со своими бумагами в читальном зале, я позвонила Маринке в Сургут. У них было раннее утро, она не сразу поняла, кто я и чего хочу.
- Мавра! – наконец, узнала меня. – Подарки получила?
- В лучшем виде. Ты сама как?
- А что, хочешь в гости приехать? Давай. У нас тут мужики серьёзные – на первом же сви-дании замуж зовут, - хохотнула она. – А то в своем городе совсем в девках засиделась, небось. Помню как ты нос воротила, принца ожидаючи.
- Да вы что – сговорились?! – тихо рявкнула я. Несколько голов оторвались от бумаг и с не-одобрением на меня посмотрели. – Работайте, господа, всё в порядке.
- Ты где находишься? – удивилась Маринка.
- На работе. На хлеб насущный зарабатываю.
- Бедна-ая, - посочувствовала она. По приезде домой Маринка сразу выскочила замуж за бойкого парнишку, который сейчас, если мне изменяет память, занимал пост губернатора об-ласти. – Всё так плохо?
- Не настолько, чтобы лить слёзы. Как семья?
- Родители в отпуске, мои спиногрызы заграничные школы терроризируют, у нас с Димой медовый месяц новый.
- Он у вас и не прекращается, - хмыкаю. – Я про новости. Про племянников там, про то не собираетесь ли в Москву перебираться.
- Типун тебе на язык! Москва! – она вроде даже сплюнула. – А племянников не дождёшься от этого бирюка. Доехал-таки, скотина? – спросила с облегчением. - Нет бы, позвонить родным, успокоить. Как он тебе, кстати? – в голосе зазвенел интерес. – Может, ты у себя ему невесту там присмотришь? Мы в долгу не останемся.
- Как же это вы у себя упустили?
- Да он же упрямый, как осёл. Девушки постоянной и то не завёл, все однодневками про-мышляет, - делилась наболевшим Маринка. – Ой, Соловьёва, а ты случайно…
- Случайно нет!!
- Можно потише? Люди пытаются работать, - пожилая дама в очках вынырнула из-за кипы подшивок.
- Ой, что я всё о своём? Ты сама как?
- Цвету и пахну.
- В архиве? – скептически уточнила подружка.
- Ничем не хуже других мест, между прочим.
- Надо забирать тебя оттуда, пока ты корни не пустила. При твоей внешности быть не заму-жем – просто подозрительно.
- Атас! Перезвоню, - убираю телефон, заметив приближающуюся заведующую. Дама в оч-ках что-то шипела ей на ухо.
- Мавра, на тебя поступила жалоба, - Антонина поджала губы. – Какой пример ты пода-ёшь?..
- А что случилось?
- Ты ведёшь личные разговоры, мешая работе людей.
- Мне позвонили из больницы, - сухо говорю ей, глядя мимо лица. – Сообщили результаты анализов. Я как раз собиралась идти к вам, ухожу декретный отпуск.
- Сейчас? – перепугалась она. Добровольцев на работу в архиве при такой мизерной зарпла-те не было. Нас тут и так работало трое, не считая её. Причём две другие были пенсионерками, проработавшими здесь всю жизнь и просто не знающими, что делать с полученной свободой. До меня тут сменилось человек двадцать за год, при чём последняя предшественница украла папку с грифом «совершенно секретно». Шуму было, когда спохватились. – Зайди ко мне в ка-бинет и мы все обсудим.
- Сейчас приму бумаги и подойду к вам в кабинет, Антонина Павловна.
- Мавра, не надо пороть горячку. Женщина, как вам не стыдно? Вы же видите, что девушка в положении. Это был срочный личный звонок, – набросилась заведующая на даму в очках. – Наши сотрудницы всегда работают безупречно. Но они тоже люди…
- Да она…
- Гражданка, вы сюда работать пришли или скандалить? – высказав сие, Антонина поверну-лась ко мне, игнорируя опешившую гражданку. – Мавра, я тебя жду.
В отпуск прямо сейчас уйти не удалось. Антонина просто умоляла меня не губить россий-скую науку своим преждевременным уходом, обещая поскорее найти мне замену. Даже премию выписала в пятьсот рублей. Пришлось остаться.
…У крыльца меня ждал Костя, прогулявший где-то по городу указанные мною семь часов.
- Хочу ограбить продуктовый магазин. Поможешь? – предложил руку.
- На стрёме стоять? Или пистолет доверишь? – включаюсь в игру.
- Сначала надо проверить, как ты стреляешь.
- Как настоящая леди - только в «молоко», естественно.
Шёл мокрый снег пополам с дождём. Декабрь ещё не знал минусовой температуры. Люди переходили на демисезонную одежду, с тоской поглядывая на шубы и дублёнки, висящие в шкафах. Опять чья-то падчерица забрела к костру двенадцати месяцев и балуется с посохом? В лесах бродили мучающиеся бессонницей медведи и барсуки. На деревьях набухали весенние почки, в полях бодро начали зеленеть озимые, приводя в ужас агрономов. В новостях передали, что ёжики пошли дальше всех – решили размножаться, но еды в лесу им не хватает, поэтому им грозит голодная смерть. Сразу представились школьники, почему-то в пионерских галстуках, несущие в лес корзинами грибы вешенки и яблоки с рынков, которые будут пожирать измучен-ные до предела ежи. Видеть, как на твоих глазах меняется климат – очень нервное занятие, тем более для беременной. Мировые новости тоже не радовали – Европу завалило снегом, бушева-ли ураганы в Америке, землетрясения подбрасывали перегруженную Азию, на полюсах активно таяли ледники. Я спрашивала Леля не моя вина в том, что природа сошла с ума? На ум почему-то приходила затонувшая цивилизация Атлантиды и кара за святотатства. Он посмеялся над моей манией величия и прочитал длинную лекцию о смене магнитных полюсов планетой Зем-ля.
Все нормальные люди мчались быстрее домой, и только мы с Костей не спеша брели по го-роду. Чему-то смеялись, спорили, ели мороженое в вафельных стаканчиках. Давно мне не было так легко, даже о ноющей пояснице и токсикозе забыла. Действительно, надо больше гулять. Дождь как-то незаметно кончился. Остался снег. Его крупные хлопья смачно падали вниз, мед-ленно застилая грязь под ногами белым ковром. Может, зима всё-таки будет?
Супермаркет мы оставили почти пустым. Костя гордо нёс в каждой руке по три пакета, на-битых продуктами, и дразнил меня описанием ужина, который из этого приготовит.
Вернувшись домой, мы захватили Ингу и отправились на новую прогулку. Костя вызвался сам вести её на поводке. Но гулять с собакой, которая статуей сфинкса лежит на земле, ему до-велось лишь пару минут. Помня советы Ирины Марковны, рекомендую ему применять не силу, а лишь вербальные средства убеждения. Словно в подтверждение, на первую же попытку по-тянуть за поводок сильнее, Инга оскалилась, пригнув голову к передним лапам. Дальше риско-вать я не стала, забрала ее себе и мы пошли в скверик, где обычно гуляем с Ингой после рабо-ты.
Осадки прекратились, и вечер даже стал казаться сносным. Костя поинтересовался, знает ли Инга команды. Поразив меня, она без проблем показала "сидеть-лежать-стоять". По тропинкам мы продолжили гуляние. Мой спутник веселил меня историями из жизни немецких овчарок, которые всегда жили в их семье. Где-то через минут сорок песка улеглась на землю, и в одну секунду перестала реагировать на все вокруг... половичек такой. Полежать ей захотелось. Мы посмеялись. Но когда я попыталась уговорить Ингу продолжить движение, она лишь поудобнее переложила голову на передних лапах.
- Ты не так делаешь, - возразил Костя. – Дай я покажу как… - и договорить не успел: «по-ловичек» взвился в его сторону «свечкой» с жутким рыком.
Гляжу на опустившуюся на все четыре лапы суку, которая как ни в чем не бывало выразила желание идти гулять дальше, обнюхивая свисавший на плечо поводок, волочащийся за ней по земле. Подбираю его, начиная догадываться, что одной из возможных причин, по которой мог-ли избавиться от Инги, был ее сволочной характер.
Идем домой – желание гулять как-то вдруг пропало. Совершив обычные процедуры по при-ходу, насыпаю песке сухого корма в миску, пока Костя готовит нам ужин.
Вечер и половина ночи в беседе пролетели незаметно. Жилец мой оказался эрудированным, остроумным собеседником и забавным рассказчиком. Служба помотала его по миру, но не пре-вратила в угрюмого сухаря. Или он передо мной хвост распустил? Надо будем брякнуть с рабо-ты Маринке, чтобы уточнить нынешний моральный облик её братика.
Угомонились мы в третьем часу. Я, как убитая, проспала до семи - пока желудок не взбун-товался, припомнив, сколько вчера в него напихали. Обратно пробиралась на цыпочках, но зву-ки рвоты из ванной разбудили бы до срока и Спящую Красавицу.
- С тобой всё в порядке? – Костя встретил меня на пол пути со стаканом воды.
- Я тебя разбудила? Прости.
- Токсикоз мерзкая штука. Наша мама пила…
- Поверь, я уже всё перепробовала. Остался один способ.
- Какой?
- Роды.

Шел снег. Он уже успел покрыть приличным слоем землю, по которой, оставляя тонкую це-почку следов, в свете фонарей шагали человек в черной куртке и белая собака. Чувствуя себя чуть ли не убийцей, я стояла у окна за шторой и наблюдала за ними. Для полной достоверности даже Косте ничего не сказала, изображая, некстати накатившие перед вечерней прогулкой, сла-бость и обморочное головокружение. Долго сидела перед Ингой, упрашивая ее пойти с мужчи-ной – только в туалет и сразу назад. Костя слушать мой лепет не стал, просто ждал в прихожей, когда ему приведут или не приведут южачку. Ему, привыкшему к беспрекословному выполне-нию собакой любых команд, эти шаманские пляски были малопонятны. И если он делал не-большую скидку на необычность ситуации Инги, то по его лицу это было незаметно.
Сука, еле передвигая ноги, брела по тротуару. Провисший поводок между человеком и со-бакой почти волочился по асфальту. Торопливые прохожие, с детьми или без оных, то и дело обгоняли эту парочку тихоходов. Инга несколько раз оглядывалась назад, и мне казалось, что она высматривает меня. Убедившись, что никого кроме мужчины ей в компаньоны сегодня не предоставят, она со скоростью парящего воздушного шарика направила их к арке. За аркой бы-ла небольшая липовая аллейка, которую негласно, в вечернее и утреннее время, заняли собач-ники.
Сижу как на иголках, не сводя глаз с двора. Ну что они так долго? Я же их не за Урал посла-ла. Кусаю ноготь, понимаю, что кусаю ноготь и сердито его выплёвываю. Часы показывают, что прошло всего минут десять. А если она убежит? А если опять швырнется? А если… Идут! Облегчение накатывает теплой приливной волной. Белая лохмачка с опущенной к земле голо-вой и пристегнутый к ней человек на провисшем поводке. Скорость умирающего лебедя. Но ведь идут! Вместе! А это еще что такое?
Инга вдруг встала как вкопанная, для надежности склонив голову к земле. Судя по ее виду, двигаться с места в ближайшие сто лет она никуда отсюда не собиралась. Эх, а так все хорошо начиналось. Ладно, сейчас спущусь. Костя дернул натянувшшийся, как якорь, поводок раз-другой. Инга медлен-ным задним ходом попятилась с опущенным хвостом, натягивая соеди-нявшую их привязь. Что? Нет, только не это! Торопливо распахиваю окно, чтобы предупре-дить. Юлька мне на своих собаках еще демонстрировала этот старый как мир прием высвобож-дения. В такой позиции ошейник собакой загоняется между шеей и челюстью, особенно если поводок между ушей. Зверек несколько раз приподнимает и ворочает морду, что бы поплотнее затолкать ошейник под челюсть. Потом поворотом морды в сторону (поводок смещается к уху) ошейник сбрасывается с одного уха... и в следующее мгновенье падает на землю. Словно читая мои мысли, Инга как раз в этот момент получила вожделенную свободу. Со стоном закатываю глаза.
- Инга, фу! – доносится до меня звонкий в морозном вечернем воздухе голос Кости, не ожи-давшего такой подлости.
Топавшие следом за ними два парня их обгоняют, разделившись. Щуплые, в одинаковых спортивных куртках и шапках, с какими-то футбольными шарфами на шеях. Из спорт-бара в соседнем доме, успокоилась я, эти часто срезают через наш двор к остановке. Вдруг парни ос-тановились и принялись спорить о чем-то, сопровождая слова бурной жестикуляцией. Инга легкой рысцой уходила от Кости по двору, между делом принюхиваясь к меткам во дворе, ри-суя полукруг и не собираясь даваться ему в руки. Вот сука!
И вдруг один из болельщиков оказался уже около Кости, стал что-то требовать, тыча в сво-его спутника. Да не такие уж они и щуплые, эти болельщики. В открытое окно не было слышно, о чем они говорят. Костя обернулся к говорившему, в это время второй материализовался поза-ди брата Марины быстрее, чем я успела вздохнуть. Как в замедленной киносъемке вижу, что первый попытался схватить Костю за грудки, но тот резко отклонился в сторону - парень кач-нулся. Инга, зашедшая с тыла, вцепилась нападавшему в голень, мотнула головой. Нападавший от неожиданности и боли взвыл, упал на землю. Собака моментально развернулась. Сбила с ног второго парня, попытавшегося сбежать, ударом корпуса, встав над ним с оскаленной пастью. Рыка мне слышно не было, но я уверена, она рычала как тогда. На кухне.
Первый попытался встать, разглядывая раненную ногу, но морды мгновенно развернувшей-ся к нему южачки было достаточно для того, чтобы он повалился на спину с поднятыми вверх руками. Я никогда не слышала, чтобы мужчины так верещали. Костя с долей растерянности по-смотрел на поводок, зажатый в руках. Потом решительно приблизился к собаке и через голову одел ей ошейник. Инга отряхнулся всей шкурой и шаркнула лапой, кинув снег в сторону второ-го парня, даже не собиравшегося вставать с земли.
Фары въезжавшей машины осветили темную арку и силуэты людей во дворе. Маринкин брат что-то сказал парням, после чего они с Ингой пошли в сторону дома. Машинально смотрю на часы, висящие на стене: не прошло и трех минут, а мне казалось, что это длилось треть моей жизни.
Мягко чпокнула входная дверь, извещая о том, что все свои дома. Предательская слабость в ногах не дала мне встретить их в коридоре, подло усадив на диван в зале. Кот ластился, мурлы-ча, как обернутый в мех маленький трансформатор. Нет, Ингу надо завтра же отдать Ирине Марковне. Я с ней не справлюсь.
- Мавра, ты где? – крикнул Костя, шурша снимаемой верхней одеждой.
Инга первой прошествовала в зал, принюхиваясь к запахам. В ту же секунду, чуть не угодив ей в морду, с моих рук спрыгнул кот с выгнутой, точно коромысло, спиной. Сука плавно оттек-ла с линии атаки, дернула хвостом, и легла у дивана с шумным вздохом. Рейган прошествовал мимо мужчины в сторону кухни, излучая царственное достоинство, будто и не он секунду на-зад, как котенок, здесь скакал.
- Ну как? Лучше себя чувствуешь? – Костя с тревогой присел рядом. Слабое предупреж-дающее рычание суки было им проигнорировано. – Да на тебе лица нет!
- Как… погуляли? – спрашиваю.
- Так себе. Она сделала дела и сразу домой.
- Вот как? И больше ничего?
- Сама смотри, - продемонстрировал мне руки, - ни царапины. Штаны снимать?
- Обойдусь. Знаешь, я тут подумала, что переоценила свои силы, когда думала, что справ-люсь с Ингой.
- То есть? – он чуть нахмурился, кинув взгляд на притихшую южачку.
- Пусть Ирина Марковна возьмет ее к себе. Ну что я знаю о собаках?
- Иногда доверие ценнее опыта. И что, пройдя пол пути, ты бросишь все?
- Ничего я не бросаю!
- Я сделаю нам чаю с тем травяным сбором в железной банке. Ты успокоишься, все еще раз взвесишь…
- Хорошо, а пока дай мне телефон. Он на столике у окна.
Костя ушел на кухню, но, не доверяя акустике квартиры, я заперлась с телефоном в ванное. Даже воду включила, как учат в шпионских фильмах.
- Ирина Марковна, добрый вечер. Простите, что так поздно…
- Слушаю.
- Сейчас Костя вернулся с выгула Инги.
- Переходи к сути. Контакт появился?
- Не знаю. Она сначала из ошейника вывернулась, а тут хулиганы пристали к Косте. И она его от хулиганов защитила во дворе. Одного укусила за ногу, другого сшибла просто.
- Инга, кажется, наконец отстроила иерархические отношения в вашей стае. Она решила по-зволить Косте жить на территории, которую считает своей, как кобелю и младшему в стае. Южаку свойственно великодушие. А суки защищают свою территорию и свое "имущество", в том числе людей, как главную часть имущества. Они не допускают покушений на частную соб-ственность. - Женщина откашлялась приглушенно. - По поводу защиты. В том нападении Инга скорее блокировала внешнюю угрозу, предоставив "младшему кобелю" возможность поучаст-вовать. Наверное, присматривалась, чего он стоит в драке и чего от него ждать в дальнейшем. Так что в итоге все сложилось отлично, сама смотри, - Ирина Марковна помолчала. - Маврута, у сук есть такая особенность: суки не охраняют хозяек, они подчиняются, выполняют все хо-зяйские заморочки, но вперед главной суки-хозяйки не идут, пока она их не пошлет на отработ-ку. А вот мужиков они охранят, охраняют зверски. Что тебе и было продемонстрировано...
- Вы завтра сможете забрать Ингу?
- Решилась?.. – напряженным голосом переспросила она. – Когда все пошло на лад?
- Ничего не пошло на лад. Эта сука ведет себя как хочет и даже не собирается ни с кем счи-таться. А эти её охранные качества… И я начинаю к ней привязываться. Не хочу.
- Хорошо. Я могу прямо с утра. Часов в семь.
- Спасибо. Если что понадобится – вы только скажите…
- Это все? Или у тебя еще есть ко мне вопросы? – прохладно уточнила женщина.
- Нет.
- Тогда всего наилучшего.
Я еще некоторое время слушала гудки в трубке, прежде чем услышала настойчивый стук в дверь.
- Мавра! С тобой все в порядке? Ответь!
- Да-да! Я душ принимала. Чай готов?
- Все ждет только тебя.

Кажется иногда
Выбор сделан
За меня…
С. Землянский

- Как прошел день? – обхватывая горячую чашку двумя руками, спрашиваю Костю.
Вечерняя кухня пропитана запахом травяного луга и свежей сдобы - разогретые в микро-волновке круассаны привольно разместились в плетенке.
- С понедельника приступаю к работе. А у тебя?
- Как обычно.
В кухню вошла Инга, оглядела нас, после чего подошла ко мне. Положила голову на мои колени и стала ловить мой взгляд. Это первое добровольное проявление ласки с ее стороны бы-ло так неожиданно, что я растерялась.
- Что случилось, Гуся? – спрашиваю ее, осторожно глажу лохматую башку южачью. Сука вздохнула, поудобнее размещая морду на моем бедре. – Ты чего-то хочешь? Нет? Тебя надо гладить? – Бодание лбом ладони трудно было расценить как-то иначе. – Что это с ней? – спра-шиваю у Кости.
- Может, созрела для новой привязанности, не знаю. Невозможно все время быть в зоне от-чуждения.
- У вас на улице точно ничего не произошло? Она перестала тебя пасти даже.
- Ничего такого, поверь. Возможно, Инга пытается снова поверить людям.
Задумавшись, перестаю гладить собаку, рука просто лежит на ее холке. И в какой-то момент прихожу в себя оттого, что южачка нежно взяла мою руку пастью и пытается намекнуть, что поглаживания надо продолжать, что ей это очень приятно.
Лежащий на холодильнике кот жмурится от удовольствия, сквозь тонкие щелочки глядя на нас сверху. Куда катится мой спокойный мир? Где тот стрелочник, которому можно пойти рас-царапать физиономию за халтурную работу? Все, спать. Утро вечера мудренее.
Утро, может, и мудрее. Но у него имелись свои заморочки. Всю ночь Инга провела, бодрст-вуя, у моей постели. Когда бы я не проснулась, то видела полу лежачую собачью фигуру и две поблескивающие точки, устремленные на меня из темноты комнаты. Сны снились мне от этого, наверно, какие-то пестрые, как вращающийся калейдоскоп. А проснулась я с вязким вкусом тоски на губах.
Южачка разметалась, не шевелясь, на полу и только глазами следила за моими передвиже-ниями. До приезда Ирины Марковны было еще два часа, но спать мне уже не хотелось точно. Поэтому прогулка показалась мне хорошим выходом из этой ситуации.
Я настолько привыкла к тому, что Инга ходит за мной хвостом, что сперва немного удиви-лась, когда не обнаружила ее с собой в прихожей. На кличку она так же не отзывалась. Иду в спальню. Собака лежала в той же позе, какой была при моем уходе. Глаза были полуприкрыты и ни на что не реагировали.
- Ингуся, Гуся, что такое? Девочка, ты заболела, что ли? – опускаюсь на колени. Щупаю мочку носа – теплая. Но ее вялость мне совершенно не нравится. Пытаюсь ее растолкать, при-поднять – бесполезно. Тело ее полностью расслаблено и валится назад, едва выпускаешь его из рук. – Господи, не пугай меня! Вставай! – Я гладила, уговаривала, приказывала - бесполезно, вздыхает и смотрит в одну точку. Клянусь, сейчас предпочла бы снова услышать тот рык, даже быть укушенной, лишь бы не эта ее убийственная апатия.
Мчусь к Юльке. Сонная и мало что соображающая подруга примчалась за мной на автопи-лоте. Первым делом поставила градусник и велела мне сесть и не отсвечивать до тех пор, пока ее не начнут кусать. Инга не реагировала ни на что. Появился взъерошенный Костя, подтяги-вающий пижамные штаны, и чуть убившийся из-за путавшегося под ногами мяучащего Рейга-на. Температура была обычной, все внешние показатели утверждали, что сука здорова. Выпы-тав у меня все, что было можно, Юля развела руками. Оставалось только вызывать врача и брать анализы.
Мы ушли думать на кухню. Юлька разбудила свою ветеринаршу и умолила ее приехать к нам. Дальше время растянулось и сжалось только после звонка в дверь. В прихожую кинулись все, кроме южачки. Вместо ветеринарши на пороге стояла хмурая и пахнущая морозом Ирина Марковна. Темные джинсы, замшевые ботинки, яркий пуховик нараспашку, ключи от машины в руках с брелком в виде белой собачьей фигурки.
- Ой, - сказала Юлька, отступая.
- А где Инга? – женщина требовательно оглядела прихожую. Вот что иногда напрягает в со-бачниках настоящих, они сосредоточены лишь на собаках и в упор могут не видеть людей при этих собаках.
- С ней что-то странное: лежит и ни на что не реагирует, - хватаю за руку. – Температура нормальная. Сама выглядит здоровой. Мы вызвали ветеринара.
- Покажите мне ее, - Ирина Марковна разувается и идет за мной в спальню. За ней робким хвостиком тянутся Юлька и Костя.
Первое, что бросилось в глаза – это шипящий рыжий шар, напомнившей мне шаровую мол-нию. Рейган вскочил с лежащей собаки и принял угрожающую стойку. Заласканный любимец, которого мало что волновало кроме еды и сна, превратился в сторожевого пса. При нашей по-пытке приблизиться, кот застыл перед мордой собаки, совершенно четко запрещая подходить к суке. Взрослый кот – это не канарейка, вред может причинить приличный.
- Это не болезнь, - покачала головой Ирина Марковна. – Когда ты, Мавра, впервые произ-несла, что отдаешь ее, Инга была рядом?
- Не помню… Была. Но вы же не хотите сказать, что…
- Что? Что собаки понимают человеческую речь? Что они восприимчивы к нашим эмоциям и мыслям? – спросила она. – Когда ты взывала к ней, уговаривая сделать что-то, это тебе не ка-залось невероятным. Так что же удивительного в том, что собака поняла собственную ненуж-ность? Во второй раз. Инга решила, что теперь это ее дом, а потом поняла, что дом-то и не ее. Ей стало абсолютно все равно, что с ней будут дальше делать люди. Молодой человек… Костя, кажется? Помогите мне отнести Ингу в машину.
- Да, конечно, - Костя бросил на меня тяжелый взгляд и пошел к собаке.
Рейган зашипел и ударил лапой по протянутой руке. Еще и еще. Каждая попытка прибли-зиться к Инге пресекалась с неистовым упорством.
- Уберите кота, пожалуйста, - попросила Ирина. – Или вы его в комплекте отдаете?
Юлька в пол голоса выругалась за моей спиной. Уж больно паршивое выходило зрелище.
- Инга, мы едем домой, - ласково обратилась к суке гостья. – Девочка, вставай. Ну же!
Я смотрела на безучастно лежащую суку, сбитую пролетевшим автомобилем судьбы на обочину жизни. И понимала, что не смогу ее отдать. Черт, только нет так! Она ведь выбрала почему-то в тот раз меня. Так уж вышло, что с момента приручения первого волка, собаки ста-ли неимоверно зависимы от нас. Жизнь в городах оставляет им мало шансов на выживание в одиночку. Собаки приходят к нам разными путями, принося с собой светлую частичку чего-то, что многие из нас потеряли, когда уходили от первобытных костров. Всепрощение, беззаветная преданность, заразительная жизнерадостность, самопожертвование – все это мы получаем бес-счета, когда рядом они селятся с нами. Селятся по НАШЕМУ выбору, с нашего разрешения, начинают доверять - и уничтожить это доверие то же самое, что наотмашь ударить железной рыцарской перчаткой по лицу ребенка. Убить, может, и не убьешь, но покалечишь на всю жизнь. Самое невероятное, что собаки после ТАКОГО еще находят в себе силы доверять чело-веку снова. И дело тут не в короткой собачьей памяти, думаю. Может, кто-то шепчет всем со-бакам при рождении, что они в ответе за тех, кого приручили, за людей?
- Рейган, брысь! Сейчас принесу клизму, - говорю коту. Угроза действует, ведь не мог же он прочитать мои мысли. Кот залег под кроватью, сверкая из-под нее глазищами. – Ингусь, - опус-каюсь на колени перед сукой. Беру ее тяжелую морду в свои руки, глажу, глажу, убираю челку на ей лоб, открывая карие глазищи, - оставайся у меня. Ну, дура я, дура, не ценю привалившего мне счастья. Гуся, пожалуйста, оставайся. Только не пугай меня так больше, ладно? Прости, - глажу грубоватую шерсть, теплые уши. Влажные собачьи глаза смотрят на меня. – Никому тебя не отдам, - глажу, глажу, отдавая ей невыплеснутую нежность.
Шершавый горячий язык медленно прошелся по моему запястью. Потом еще раз.
Ложусь на пол к ней, обнимаю, пытаясь хоть как-то залечить ту рану, которую нанесла не-вольно. Что-то шепчу в густую шерсть, сжимая в пальцах длинные белые прядки. Мы с ней од-ни во всем мире. Мире на двоих, который заново начинаем строить на обломках старого.

***

Она сбежала.
Пишу на форуме, потому что надо что-то делать, иначе сойду с ума. Сейчас четыре утра и было решено сделать перерыв в поисках. Они гнали меня раньше, ссылаясь на мое беременное состояние, но я отбилась. Как я могу сидеть дома?!
Утром мы отлично погуляли с Ингой, покормила ее и уехала на работу. Костя, мой друг, укрепляя доверие собаки, взял ее с собой прогуляться на стадион. Отпустил там, как мы обычно делаем, дал поиграть с кобелем соседским. Говорит, что слышал что-то похожее на свист потом. Но неуверен. Инга вдруг стрелой рванула с поля в дырку. Скорость южачью представляете сами, так что пока мужики за ней выбежали через кусты…
Обыскали все. Сначала он, потом присоединились мы с Юлькой и пара знакомых собачни-ков. Искать будем, но... не вышло из меня хозяина. К сожалению.
Дрогнувшая рука отправила сообщение. Глаза застилали слезы. Стараюсь не плакать вслух, чтобы не добить прилегшего отдохнуть в соседней комнате Костю. Он и так переживает страш-но, виня себя за недосмотр за собакой.
Пишу новое сообщение. Это все равно что выговориться, лишь бы не держать в себе эмо-ции.
Я не понимаю. Она могла сбежать утром сегодня, когда я спустила ее с поводка на ста-дионе, или в любое другое время. Или это связано с Костей, но у них вроде все начало налажи-ваться. Инга с удовольствием общалась с ним, не всегда считая нужным подчиняться, но на прогулках проблем больше не было после той, защитной. Или ее позвал кто-то из прошлой жизни?..
Интернет – странное место вне времени и пространства. Иногда в разгар дня там никого нет, зато часа в четыре-пять на форумах может быть полный аншлаг. Иногда все общаются днем, оставляя ночи для себя. Мне повезло: на породном форуме вечеряли несколько человек. Так что ответили сразу, едва отправила пост.
… Скорее всего, пошла тебя искать. Вероятно, вернется утром, в привычное время ваших прогулок. Это не реакция протеста, это собака просто скучает, IMHO. Собака тебя ищет - ей неуютно одно.
… Плохо, что собака без ошейника. К тому же крупная.
… Обязательно сыщется (смайл, качающий головой в подтверждение). Как-то зимой, в младые годы моя красотка сбежала во чисто поле. Буквально как сквозь землю провалилась. Облазили весь поселок и окрестности. Искали часов 5, может, и дольше пришлось бы, да вер-нулись передохнуть. И оказалось, что эта морда перед нами заявилась домой и была отловлена соседями.
… А ты уверена в своем друге? Его ведь зверька выживала, может, затаил обиду?
… А теперь рассуждаем с логики суки, стервы, сволочи – южачки. Чем она больше всего может больше всего тебя достать? Зверек подумал и изобразил: злая ты, уйду я от тебя!!! Побегаете теперь за мной. Схема противодействия: Внушаешь собаке: МНЕ НУЖНЫ УМНАЯ СОБАКА, НО НЕ НУЖНА ГЛУПАЯ... УМНАЯ ВЕРНЕТСЯ САМА... ЕСЛИ Инга УМНАЯ - ОНА ВЕРНЕТСЯ САМА, А ЕСЛИ НЕ ВЕРНЕТСЯ, ТО ОСТАНЕТСЯ, ДУРА, ХОЛОДНОЙ И ГОЛОДНОЙ... Не поверишь - гуляка Роб (который не воспринимал всерьез прошлых хозяев) - тут же нарисовывался под парадным...
Советовали раздать телефоны всяким дворникам-продавцам уличным-киоскерам. Дать объ-явления в газеты, на телевидение и местные форумы. Развесить бумажки по магазинам, стол-бам… Искать, искать, под лежачий камень вода не течет. То есть снова по маршруту месячной давности, разве что посетить станцию отлова бродячих животных было бы впервой. Но туда почти сразу звонила Ирина Марковна, у нее там связи.
… А что, лучше было бы, чтобы она начала бродяжничать, родила где-нибудь никому не нужных щенков, пополнивших стаи бродячих собак, и погибла бы под колесами машины или в душегубке собачьей? Ну, случилось, вырвалась, сбежала погулять, сейчас сама переживает, что глупость наделала. Правильно говорят - мысли материальны, поэтому о плохом не ду-мать, в уме ясно представлять картину возвращения блудной суки в родной дом - и все сло-жится так, как должно быть. Мавра, не грусти. Песка не просила, чтобы ее рожали, выбра-сывали и привязывали к столбу, а потом еще раз бросали. Уж кто-кто, а ты перед собакой чиста на все сто и сделала все, что могла.
Мысли материальны? Ну да... Я спокойно по началу восприняла, думала, что вернется уже к моему приезду с работы. А сейчас места себе не найду, тупая боль в груди, как там Инга? Куда она сбежала? Звонков то было всего несколько, в основном любопытствовали, один спро-сил, не отдам ли я ему собаку дом охранять, если хозяин не найдется.
…Привычки, их очень тяжело сразу поломать. Да что привычки - увидел зверь что-то, за-хотелось, мысль мелькнула, он побежал и... а назад вернуться еще надо.
Первая контрольная точка - время твоего возврата с работы.
Вторая контрольная точка - время вашей прогулки.
Третья контрольная точка – проголодается и вспомнит, где дом...
Шорохи слышны в утренней тишине дома очень хорошо.
- Ты так и не легла? Мавра, обещала ведь! – Костя появился на пороге, взъерошенный и хмурый. – Не о себе, так о ребенке подумай. Найдем мы Ингу, Господи!
- Я не могу спать. Не хочу.
- Просто полежи. Мы пойдем ее искать скоро уже, но если ты не отдохнешь – запру дома. Конечно, ты вызовешь МЧС, тебя выпустят, но время уйдет, а ты нам можешь понадобится в любой момент.
Выключаю комп, безмолвно признавая справедливость его слов. Но сил шевелиться нет. Так и сижу, уставившись в погасший монитор. За окном по-прежнему царит ночная темнота – зи-мой светает поздно. Снег едва-едва прикрывает мерзлую землю. Минус 25. В конце декабря вдруг начались морозы, которых у нас давно уже небывало. И где-то на пустынных улицах го-рода сейчас бродит моя – немоя южачка.
Он подошел, подхватил на руки и перенес на кровать, укрыл шерстяным пледом, заботливо поправив его края. Трусливо закрываю глаза, изображая, что меня смаривает сон. Косте пред-ложили неделю назад работу сразу в двух местах: здесь и в Питере. Обещав подумать, он, слов-но невзначай, поинтересовался, моим мнением. Ежу понятно, что мой ответ решит все. Ежу, может, и понятно, но как сказать человеку, что не испытываешь к нему даже подобия той люб-ви, что сияет в его устремленных на тебя глазах? Запуталось все и усложнилось в нашей совме-стной жизни. Не в моих правилах обнадеживать человека, усиливая эмоциональные и иные свя-зи между нами, если я понимаю, что между нами не проскочила искра. Да случай Инги как-то незаметно сблизил нас с Костей, видно, дав с моей стороны чудесному человеку ложную наде-жду. Да и не только ему. Родители, Юлька, знакомые разной степени знакомости тоже считают наш союз делом почти решенным, тайно споря о дате объявления знаменательной даты обруче-ния. Словно не слыша моих бесконечных «кому-то он станет превосходным мужем и отцом де-тей, кому-то, но не мне».
Постояв еще немного рядом, он уходит на цыпочках, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Проснувшись, я первым делом искала глазами «белый коврик» на полу, где привыкла ви-деть его всегда. Со слезами вспоминаю наш недавно заведенный Ингой ритуал встречи по ут-рам. Убедившись, что я открыла глаза, псина передними лапами укладывается мне в ноги, го-лова там же, зад не опускает. Смотрит в упор, в какой-то момент отводя их в сторону и начина-ет вилять не только хвостом, но и всей задней частью... И при всем этом издает такой утробный рык. Минуты три она исполняет этот шаманский танец, потом басом лает и пару секунд носится по комнате, заложив уши от восторга. Так моему пробуждению радовались, наверное, только во младенчестве последний раз. И это вдохновляло на жизненные подвиги как ничто другое.
Потом было утро поисков с высунутыми от усердия языками. От ходьбы почти переставало ломить поясницу. К сожалению, ходить я могла не так уж много - от долгого пребывания на но-гах эти самые ноги так отекают, что превращаются в слоновьи, - ощущение, сместился центр тяжести вниз. Колени, икры болят при малейшей прогулке, как после работы в огороде. А тут недавно посоветовали пить мочегонное, что отчасти меня привязало в моих поисках к доступ-ным городским туалетам.
Никогда бы не подумала, что собачники так поддерживают своих. Совершенно незнакомые люди помогали нам искать, клеить объявления. А вот родные моих переживаний не понимали, воспринимая факт побега собачьего накануне родов чуть ли не с радостью. Такой груз с плеч долой! Понимая это, я испытывала, нет, не разочарование, но какое-то опустошение. Да, они заботились обо мне, хотели как лучше, не понимая, что лучше для меня – это быть с этой соба-кой. Собакой, которую я сначала не хотела. Собакой, которая неизвестно за что выбрала меня в человеческой толпе. Доверилась незнакомой обремененной тетке, когда весь привычный мир вдруг покатился по наклонной в неизвестность, что-то такое положительное во мне углядев. Ах, если хотя бы знать, что Инге хорошо там, где она сейчас!.. Успокаивало лишь то, что мысль ма-териальна. Гуся, девочка, ты мне хоть знак подай, что все у тебя нормально. Когда мне быть на ногах дальше стало уже совсем невозможно, пришлось согласиться вернуться домой к обеду. Костя как раз доставал ключ от домофона. Погруженная в свои мысли, я вдруг почувствовала что-то, заставившее меня обернуться.
Она сидела на кусочке асфальта перед подъездом. Чумазая бестия на белом снегу. Где она могла умудриться вымараться в угольной пыли? Светило солнце. Небо было голубым. На вет-ках рябины сидели четыре снегиря, нахохлившиеся и какие-то недовольные, как комиссия, ко-торой заранее сообщили о том, что ее подозревают в коррупции и будут тщательно следить за работой на этом объекте. Кто-то шел мимо, даже со мной вроде поздоровались и сказали, как хорошо, что Инга вернулась. Я шагнула к суке, морально приготовившись ловить ее, замани-вать… Она встала на три лапы, держа переднюю левую на весу, как перебитую, мило вильнула хвостиком, совершенно никуда не собираясь бежать. Подставила шею с видом «я тебя тут жду-жду, а ты шляешься где-то». На шее чужой потертый кожаный ошейник. Домой мы зашли мед-ленно. Закрыв за нами дверь на задвижку, опускаюсь на пол, потому что ноги подкосились и совершенно не держали. Инга нервно зевнула, втянув запах квартиры. Обернулась ко мне, бод-нула лохматой башкой куда-то в область груди, издав горловой звук из множества «уууууу» разной тональности. И поковыляла в зал. Через минуту послышался звук лакаемой воды.
Она продрыхла 12 часов! Кряхтит во сне и изредка подвывает, суча лапами во сне. В лапу набился лед, вот она и хромала. Юлька посоветовала дать псине отоспаться, а потом по резуль-татам пробуждения уже звать врача. Костя радовался чуть ли не больше меня, чуть с работы не сорвался.
Выхожу в сеть, чтобы отменить поиск южачки и выразить благодарность всем, кто был не-равнодушен.
Я могла потерять собаку. Потерять навсегда. Да, хотела как лучше для всех, но известно, куда вымощена дорога из благих намерений. Мы оцениваем то, что имели, порой только ли-шившись его. Ладно бы течка, зов любви, но этот необъяснимый побег навсегда оставил во мне занозу неуверенности в суке. Пресловутая южачья самостоятельность, будь она неладна. Чувствую себя постаревшей на пару лет сразу. Спит сейчас рядом, раскинувшись всем телом. Сука белая! Чья преданность кому-то граничит с безрассудством. Чувствую себя постарев-шей на пару лет сразу. И разбитой, и умершей, но медленно воскресающей. Господи, спасибо тебе! Правильно говорят - мысль материальна. Думай позитивно и все получится, настолько, насколько вообще может получиться. И всех, кто берет южаков, надо предупреждать - ваша жизнь может кардинально измениться. Вы забьете на все, и будете заниматься только этим дитем
.…Помнишь, сказали мне, были фильмы про беспризорников, да и истории всякие по ТВ? Тот же случай у Инги - сложно сразу все поломать или в один день категорически бросить ку-рить. Песка отъелась, отоспалась, ощутила себя любимым и, пока никого нет, решил раз-мяться.
…Зверек сделал все правильно, сказал другой, он создал условия, при которых его начали ждать, искать, беспокоиться... И любить еще больше... Показал, что будет, если он уйдет.
Да, с подругами повезло мне. Дай им бог здоровья! Ну никак я еще не привыкну, что у меня южак (или я у южака). Собака, которая думает! В отличие от хозяйки, которая думает туго, без фонтана фантазий, не способная предусмотреть все и вся. У нее генетический отбор, ви-димо, велся не на таком высоком уровне, как у южака.
… Возможно, это все же был побег в прошлое, которое ей уже не показалось затем столь привлекательным как раньше. Возможно, просто побег, в процессе которого ее поймали. Со-бака пришла в чужом ошейнике и угольной пыли – ее скорее всего держали в углярке, откуда она выбралась и сбежала. Хорошо, что все хорошо кончилось. Вы подходите друг другу.
… Мавра, у собаки сейчас период, когда она уже пообвыкла и решила, что пора свои нормы устанавливать. Побег по ей одним ведомым нуждам – отсюда, скорее всего. Сейчас пошел процесс тестить, что можно, что нельзя... Если крутить носом на полезную еду - будут кор-мить только вкусняшками. Если изобразить несчастное одиночество - поведутся, возьмут в дом и будут всю ночь чесать пузик... Зверек пробует широко расставить локти и захватить себе максимум жизненного пространства в новом доме...
…У нас за 8 месяцев - 4 побега, написали из Белоруссии, из них только последний раз я на-шла собаку, спокойно грызущую какую-то гадость на лужайке по маршруту наших прогулок. Три раза до этого псина возвращалась сама, хотя прочесан был весь район, объявления, двор-ники, киоскеры и т.д. и т.п. и литры валерьянки. Так что история может повториться, учти.
Благодарности, улыбающиеся смайлы, букеты, а у меня в голове крутится коварная фраза «история может повториться».

Разговаривая с женщиной, говорите дружелюбным и ласковым голосом.
Женщина, как любое животное, не понимая смысла слов, прекрасно реагирует на интонацию.

- Я бы на твоём месте взял выходной.
Троллейбус, набитый, как катер - нелегальными китайскими эмигрантами, подскочил на россыпи ухабов. Я подскочила вместе со всеми, в очередной раз в мыслях благодаря маму с па-пой за то, что подарили мне маленький рост. Убедившись, что ухабы на мосту закончились, ог-лядываюсь на Леля, пристроившегося за моей спиной. Без него здесь было бы гораздо просто-рнее. Все маршрутки шли битком, водители только разводили руками из-за лобовых стёкол. Пришлось брать штурмом троллейбус. По-моему, взять Зимний дворец было куда проще.
- Я всё слышу, грубиянка, - погрозил мне пальцем Лель. Он и не думал держаться за поруч-ни, поэтому, при любом изменении скорости, падал на пассажиров, точнее на меня, а я, получив ускорение, уже летела дальше. У него хватало совести в последний момент притормаживать моё тучнеющее тело, за талию или бёдра, так что падений собственно как бы и не было.
- Руки! - не сдержалась не выспавшаяся я. На меня обернулось несколько голов. Он послал мне обольстительный, и невинный одновременно, взгляд, шевеля в воздухе поднятыми ладош-ками.
- Костя находка, правда? – довольно спросил меня Лель.
- Агх… - подавилась фразой, от очередного торможения улетев почти на колени к недо-вольной тётке. – Извините.
- Можешь не благодарить. Хотя если бы ты только знала, каких сил мне стоило его сюда доставить, - выразительно посмотрел на меня. Очередной светофор, резкое торможение и мы с ним летим вперед по салону, столкнувшись с кондуктором и вместе чуть не сбив еще пару пас-сажиров.
- Держаться надо! – кричу я ему, возвращаясь в вертикальное положение.
- Сама держись, корова! – огрызается девушка в сиреневом шарфике передо мной.
- Я не вам!
- А я тебе! – злости в ней с утра было предостаточно.
- Граждане, оплачиваем за проезд! - зычно перекрывает наш спор кондуктор, немолодая да-ма габаритов взрослого бегемота. Её яркий боевой макияж с утра просто устрашает. – Предъяв-ляем проездные! Покупаем билетики! Не заставляйте меня лезть к вам в штаны – руки у меня холодные. - Народ тихо ругается, но ужимается, пропуская тётку. – Оплачиваем, оплачиваем, не стесняемся! В салоне, кроме меня, работают два карманника.
- Посмотрите, - показываю ей проездной.
Пробиться подальше от двери не удалось, так что все прелести входящего-исходящего по-тока мне достались сполна.
- Простите, вы выходите на этой остановке? – обращается ко мне пожилой мужчина с пап-кой.
- Нет, - пытаюсь посторониться, чтобы дать ему пробраться к выходу.
- Зря! – говорит тот, протискиваясь мимо меня. – Хорошая остановка.
Народ, кто слышал, сразу заулыбался и атмосфера троллейбуса, набитого сонными людьми, стала чуть менее тягостной.
- Согласись, что Костя в твоём вкусе? – снова принялся за своё Лель. – Муж из него выйдет превосходный - верный, хозяйственный. Он уже почти в тебя влюблён.
- Уг-р-р-р, - издаю я. Пассажиры, покосившись на меня, сумели потесниться, освободив не-много места для нервной беременной пассажирки. На большее, вроде того, чтобы уступить мне место, их не хватило. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
- Еще не поздно вернуться. У него сегодня выходной. Хочешь, позвоню тебе на работу и расскажу, как ты болеешь?
- Нет, - цежу сквозь зубы ответ. Скорее бы больничная остановка. Знала бы, что здесь такое творится – дома бы осталась и взяла больничный.
- Ты оставляешь Ингу себе?
- Ну что ты ко мне привязался? – тоскливо простонала я, заставив этим отшатнуться двух мужчин слева.
- Ты ведь не согласишься на обычного теохранителя? А собака будет превосходным…
- Может, телохранителя? – поправляю его машинально.
- Тео переводится «бог», забыла? - посмотрел на меня.
- Нет. - Подозрительность моя всколыхнулась. - Это не ты мне её подсунул, случайно? – ах-нула я.
- К сожалению, нет. Почему ты не даёшь мне нормально позаботиться о ребёнке и тебе? Это и мой ребёнок, некоторым образом, – натянуто проговорил он.
- Обойдёмся, - говорю по возможности очень тихо. Неприятно чувствовать на себе косые взгляды соседей.
Троллейбус тряхнуло в очередной раз.
- Женщина, вы почему постоянно толкаетесь? – возмущается стоящий рядом хиленький мужичок
- Я не толкаюсь! Я дышу-у-у! - Сзади к нему притулилась пышная женщина с громадным бюстом, которым невольно постоянно толкает его.
- Как мужчина, я отвечаю за свои поступки, - надменно заявил Лель. – Любые.
- Да что ты говоришь? – бормочу себе под нос.
- Раздражение. От тебя так и разит им. Где ты потеряла женственность и мягкость? - недо-вольно спросил Лель.
- Где-то в начале прошлого века.
- Не смешно. Как ты себя чувствуешь? Моя прабабушка может осмотреть тебя – у неё ко-лоссальный опыт. Не уверен, что нынешние земные врачи принимали полубогов.
- О-о0-о-о! – Со стороны это, наверное, выглядело как припадок, или разминка мима чрево-вещателя.
- О богоубийстве мы уже с тобой говорили.
- Я сама рожу. Без тебя и твоей родни! – прошипела я.
- Пожалуйста, ничего не имею против, - отшатнулся от меня мужчина с бородой.
- Я не вам! Простите, - вспоминаю дыхательную гимнастику, которой меня учила Земляни-ка. – Ты можешь держаться или нет?! – Лель в очередной раз вместе со мной полетел по салону. – И какого черта тебе здесь надо?! Явился меня доставать?! – прошипела я.
- Я здесь по работе, - Лель обнял меня за талию. – Любовь может найти человека где угодно. Смотри. - У Леля в руке появилось трубка, из которой мальчишки в моем детстве стреляли го-рохом или рябиной. Поднес ее к губам и резко выдохнул-выстрелил в середину салона. Неволь-но вытягиваю шею, чтобы проследить траекторию полета, но за головами пассажиров мало что видно.
Симпатичный веснушчатый парень в коричневой кепке, подскочив со всеми на очередном ухабе, дернувшись от удара в горло горошиной-ягодой. На него упало несколько менее удачли-вых пассажиров, после чего он навалился на ту самую злобную девицу в сиреневом шарфике.
- Аккуратнее! – огрызнулась девица и оттолкнула молодого человека с недюжинной силой. Отвернулась.
- Простите, - смутился он. – Это всё дорога…
- От меня зависит только пятьдесят процентов, - пожал плечами Лель. – Дальше они сами. А ты давно должна была взять отпуск до родов и наслаждаться отдыхом дома.
- Тебя забыла спросить!
Троллейбус остановился, прорвавшимся из плотины потоком люди хлынули на улицу. И мы в том числе. Челюсти дверей смачно захлопнулись за нами.
Приводя мысли в подарок, отхожу под липу. Лель предусмотрительно держится в стороне, делая вид, что завязывает шнурок ботинка. Нет, каков подлец! Подсунул мне Костю. И что те-перь делать? Выгонять? Он-то ни в чём не виноват. Охо-хо… Монетку подбросить, что ли? Мой задумчивый взгляд остановился на пареньке в коричневой кепке, собиравшем с земли тет-радки и книжки. Рядом с ним присела девушка в сиреневом шарфике, неловко комкая в руках лопнувший пакет. Они о чём-то тихо переговаривались. Лица у обоих были светлые-светлые. У этих всё встало на рельсы. А когда встанет у меня? Где мои рельсы?
Прием у врача в последний раз убедил меня, что беременность протекает как нужно и ано-малий не имеет. Ну, не считая того, что я вынашиваю полубога, но врачи без этой информации вполне обойдутся, думаю.
Проведя на работе бесполезные часы, утверждённые КЗоТом, я брела домой наперекор се-верному ветру, стремившемуся завернуть меня назад. Шиш ему. Стараюсь идти осторожно - площадь полутемная, фонари светят через раз, а подмерзший асфальт к вечеру превратился в ледовый каток. Ежусь, пряча руки в рукава. Утром было так тепло и солнечно, все таяло. Зеле-ный пуховик был теплый и красивый, но капюшона не имел. Из-за чего красные уши и кончик носа вполне могли заменить мне габаритные огни, будь я автомобилем. По мере того, как я не-заметно увеличивалась в объеме, выбор вещей, не превращавших меня в неповоротливый пель-мень, уменьшался. Особенно не могу нарадоваться на элегантные брючкаи с регулирующимся пояском, купленные в магазине «Беременные очаровашки». У меня там уже 10% скидка – ста-раюсь покупать одежду посвободнее, по совету Лады не посвящая постороннее мне человече-ство в свою беременность. А ведь хотела на эти деньги съездить на курорт.
Замираю на остановке, дожидаясь маршрутки. Со мной на остановке человек десять. Да ку-да сегодня запропастились все маршрутки?! Люд волнуется и начинает брать штурмом подъе-хавший автобус, едва не впихивая назад тех, кто пытался выйти. Поскользнувшийся недалече от меня мужчина выматерился, взмахнув руками, невольно оборачиваюсь - все меня беспокоит последнее время, до всего есть дело, хоть на пять секунд. Закричали несколько женщин, ша-рахнувшиеся от этого мужика в стороны. Что там… Под ногами у них побежало что-то малень-кое, черное, с длинным хвостом.
- Крыса! – завизжала девушка с длинными распущенными волосами, и пнула это черное с хвостом, так, что "крыса" улетела в темноту на середину площади, в сторону памятника Гого-лю.
- Дура! Это "мобила" моя! – рявкнул мужик и, осторожно балансируя на льду, пошел разы-скивать свой телефон.
В троллейбусе мне сделали ещё один сеанс садистского массажа, используя такие подруч-ные средства как локти, сумки, чужие рёбра и ещё бог знает что. Бодрит и озверяет дальше не-куда, хоть сейчас на ринг против троих: замочу, как бабушка грязное бельё в тазике. Легко предположить какой доброй и благодушно настроенной я появлюсь дома. Сидячих мест, само собой, нет. А живот мой не настолько уж и выдается под демисезонной курткой, чтобы требо-вать это самое место по праву.
Уцепившись за поручень еду. На двух парных сидениях сидят женщины с каменными лица-ми, взгляд в никуда, пакеты на коленях. Состояние называется «работа задолбала, дома семья задолбает, хоть здесь отдохну - и пошли все в баню». Мужчина у окна спит, прислони голову к стеклу. На одинарном сиденье рядом около меня сидит поддатый молодой субьект и улыбается жизни, слушая плеер. Протискивавшаяся мимо кондукторша кидает на меня только взгляд один только и начинает требовать, чтобы парень уступил мне место. Все устали, всем почти все рав-но, но какие-то атавистические сигналы заставляют некоторых сдержанно поддерживать кон-дуктора. Слово за слово, дальше больше: и вот уже простая просьба вот-вот грозит перерасти в скандал.
Парень после третьего сильного удара по плечу вытаскивает наушник из уха, вникает в суть претензий и с гаденькой ухмылкой, оценив миловидность моего лица, хлопает себя рукой по коленям, приглашая сесть. Мне будто в лицо плеснули кипятком – чувствую, что мгновенно заливаюсь краской. На глаза навернулись мгновенно слезы. Он заржал, посчитав это весьма остроумной шуткой.
Стоявший справа детинушка (вот нет другого слова для молодого мужчины ростом под два метра и весом в центнер), некоторую часть пути, вольно или невольно уж не знаю, зачищавший меня своим телом от пассажирских телодвижений басом обратился ко мне:
- Девушка, вы не будете садиться?
Вскидываю на него глаза. Нет, он и не думает издеваться. Мотаю головой, отказываясь. С одного из парных сидений как раз встала женщина и меня быстро туда усадили.
- Тогда я сяду, - сказал он. - Что-то подустал я в морге сегодня. - И сел на колени парню. Тот лишь пискнул, но никаких других протестующих действий больше не выразил. Так они и про-ехали вместе до остановки детинушки.
По возвращении домой первым делом бегу навестить унитаз – тошнит меня теперь с не-предсказуемостью выигрыша в лотерею. Охо-хо, грехи наши тяжкие. Стоп! Какие ещё грехи?
- Уныние, например, - расположившийся на моей кухне, как на своей, Лель пил что-то из чашки, сидя на табуретке. Ворот голубой рубашки расстегнут, рукава завёрнуты, демонстрируя мускулистые руки стрелка. На лице золотистая двухдневная щетина, делавшая его только при-влекательнее. По комнатам плыл восхитительный запах душицы. У его ног лежала счастливая Инга, молотя хвостом по полу. Женщина есть женщина. Ради красивого мужчины готова за-быть обо всём.
- Изыди, а? – заканючила я, падая на соседний табурет, отбирая у него чашку. – Костя дома? – Мой квартирант мало где бывал, кроме своей загадочной работы. Любое свободное время старался провести дома. Не могу сказать, что мне это не нравилось, но наводило на определён-ные размышления. Любовный яд Леля во всю бродил по организму капитана Романова. Проти-воядие же Костя найти не стремился. И я ничего для этого не делала тоже.
- Не дождёшься, грубиянка. Нет его. Как себя чувствуешь? - поинтересовался Лель. – Нали-ваешься, как спелое яблочко, да?
- Завянь, мальчик-колокольчик, - ласково попросила я. Чай оказался выше всяких похвал.
Блондин театрально закатил глаза, симулируя то ли удушье, то ли отравление выпитым ча-ем. Так ему и надо.
- Давно собираюсь тебя спросить. Не делай такое лицо!
- Я не справочное бюро. Вон во сне с моей мамой, сколько тебе влезет, болтай, - сразу пе-решёл в наступление бог.
- Расскажи мне о себе.
- А ты с какой целью интересуешься? – подозрительно уточнил он. - Перипетии моего дела тебя не интересуют ведь? Тогда что? Женщины?
- Да Земляника как-то проговорилась…
- И о чём конкретно она «проговорилась»? – кисло спросил Лель. – Женщина всегда ищет женщину, да?
- Да что ты так переживаешь? – не выдержала я. – Подумаешь, тайна. Ты вон о моей жизни всё знаешь.
- Я был сговорен, но мы расторгли договор. Тебе её имя ничего не даст, - сразу оборвал мой невысказанный вопрос.
- И почему вы расстались?
- Для человека, который еще недавно не верил в богов, ты проявляешь чрезмерное любо-пытство, не находишь?
- Не старайся, я намёков не понимаю.
- Я не желаю об этом говорить. - Лель отвернулся.
- Хорошо, давай поговорим о другом. Как сюда попадает Земляника? – наливаю себе ещё чаю. На душе становится спокойно. И совсем не потому что Лель рядом. Это всё травы. – Ты говорил, что вам запрещено появляться в этом мире.
- Её душа мечется, - он говорит медленно, тщательно подбирая слова. – Это придаёт ей силы для перехода границы миров.
- Откуда силы у тебя? Ведь православие не отрицает любовь, даже проповедует, - тоже ос-торожно подбираю слова, что бы, не дай бог, не обидеть бога. Каламбур, однако. И пока он от-кровенен, надо пользоваться случаем.
В кухне повисла напряжённая тишина. Раньше наверху стояли иконы, но Полинка увезла их с собой. Мама всё собиралась купить им замену, но каждый раз забывала, так и пустует угол.
- Любовь любви рознь, - криво усмехнулся Лель. – Настоящая любовь слишком вольная птица, чтобы довольствоваться той клеткой, куда её загоняют определениями и словами. Хри-стос высказывал очень правильные мысли, созвучные славянской Правде. А его последователи всего лишь люди.
- Ты знал Христа?!
- Ни к чему так вопить – я не глухой, пока. Его учение не прижилось бы здесь, если бы было чуждо духу народа. А боги и есть, отчасти, воплощение народного духа.
- То есть…
Заворчал дверной замок.
- Кто тама? – бдительно спрашиваю я. Инга с лаем исчезает. Предсмертных криков не слышно, значит, свой человек.
- Я-ма, - кричит Костя. – Привет, собака.
- Заходи. Мы на кухне.
Лель тут же жестами изображает, как мне следует углубить вырез блузки, как продемонст-рировать ножки. От недавней серьёзности не осталось и следа.
- Как прошёл день? – заходящий Костя снимает пиджак. У него усталый вид, который он старательно маскирует. Инга возвращается к моим ногам.
- Прополз как обычно. Давай макароны по-флотски готовить? – предлагаю ему обольсти-тельным голосом. – Фарш в морозилке, пока ты отвариваешь макароны… - Лель корчит отча-янные гримасы, чтобы я поняла, какую глупость совершаю. Путь к сердцу мужчины лежит че-рез желудок.
- Ты порубишь замёрзший фарш, - закончил Костя со смешком. Нежность в глазах мужчины заставляла меня чувствовать вину.
- Можно и яичницу, - вздыхаю я. – Если хочешь, там ещё творога килограмм есть. – Лель крутит пальцем у виска, комментируя состояние моих мозгов.
- Я утром потушил мясо в томате. Холодильник открой, - Костя моет руки и достаёт хлеб.
- Ты – волшебник! – от восторга смахиваю чашку на пол. Звякнули осколки. Проблема пи-тания в этом доме исчезла, жаль, что временно. Разве можно обижать такого мужчину?
- Не двигайся. Ты же босая, - мужчина пошёл за веником и совком.
- Он настолько золотой, что пробы ставить негде. Страшно испортить, - в притворном ужасе Лель грозит мне пальцем. – Мечта каждой женщины.
- Слишком положительный – подозрительно, - качаю головой. – Перестарался.
- Кто отказывается от такого сокровища? – патетически восклицает Лель.
- Вот и забирай себе, - фыркаю я.
- Что? Осколки? – удивился вернувшийся Костя. Нельзя же так бесшумно передвигаться!
- Не обращай внимания. Я часто с собой разговариваю вслух. Привыкла жить одна.
- Он тебе не евнух, чтобы не обращать внимания, - сухо сказал Лель.
- Кость, - спрашиваю, когда он вернулся из туалета, выкинув мусор, - тебе не в тягость всё это? Ты всё-таки гость. Я привыкла еду в кафе заказывать.
- А я привык суетиться по хозяйству. Не знаю, что буду делать, когда в доме женщина поя-вится.
- К хорошему привыкаешь быстро, - подмигиваю ему.
В дверь позвонили. Бдительная псица уже облаивала звонившего. С тяжким вздохом иду открывать: последнее время на пороге можно увидеть самые неожиданные лица.
- Квартирант ещё жив? – одетая для прогулки Юлька и улыбающийся мне английский буль-дог выжидающе на меня смотрят.
- Представь себе, жив.
- Странно, - фыркает подружка. - Ты готова?
- Сейчас. Заходите, - придерживаю за ошейник, пытающуюся выбраться на лестничную клетку, Ингу. Её хвост пару раз ударил меня по ногам – таким гостям она рада.
- Мы на улицу спустимся, - подружка с кряхтением подхватывает пёсика и уходит.
- Я выйду с собакой, - кричу Косте.
- А ужин? – он выглядывает с кухни. Легкое недовольство чётче обозначило морщины на лбу.
- Потом! – отмахиваюсь я.
Час на свежем воздухе плюс физические нагрузки превратили мой аппетит в зверский. Я самая здоровая беременная на свете, наверное. Никто другой столько внимания не уделяет фи-зическим упражнениям. Мой врач обещает, что ребёнок просто выскочит из меня, как пробка из бутылки.
Вламываемся в квартиру с топотом, извещая всех, что вернулись. Костя смотрит телевизор в зале. Совершив необходимые гигиенические процедуры, бегу переодеваться. Велюровый брючный костюм нашёлся быстро. Инга бродит по спальне, оставляя мокрые отпечатки лап, вынюхивая следы кота. Соседка утром забрала Рейгана, поинтересовавшись, не показалось ли мне, что её котик стал каким-то другим. Инга в это время была заперта в ванной – соседка, уно-сившая орущего кота, ей категорически не понравилась. Милая женщина, пристроившая котика вместо двух недель на пару-тройку месяцев, даже спасибо сказать не соизволила, так быстро мчалась к себе.
- Перестань так бурно реагировать на происходящее, если не хочешь родить комок нервов. - Лель вышел из угла комнаты. – Я серьёзно.
- Отвали, акушер-гинеколог. - Его забота начинает вызывать у меня агрессию.
- У тебя чудовищная лексика для филолога. - Лель сел на корточки, приласкал собаку.
- Я тебя сейчас так свяжу колючей проволокой, что ёжики подохнут от зависти, - зашипела на него разозлённой коброй. – У меня нет к тебе претензий, и не будет. Могу расписку дать. Сама залетела, сама рожу. Уходи.
- Обязательно, - кивает он. – Пристрою вас в хорошие руки и уйду.
- Я тебе что, собачонка какая-нибудь?!
- Ты в сто раз хуже. К тому же - неблагодарная.
Слёзы вырвались совершенно неожиданно и полились ручьём. Лель быстро шагнул ко мне, обнял. Стало немного легче.
- Иногда можно позволить себе побыть слабой. Это сделает тебя сильнее, - на ухо прошеп-тал он мне.
- Что у тебя дальше по плану? – всхлипнув, спрашиваю у него.
- Ужин на двоих при свечах.
- Засунь себе эти свечки в..! – выругалась, выплёскивая накопившуюся злость, я.
- Мавра, кхм, вообще-то это не я сказал, - Лель отодвинулся и посмотрел на дверь.
- Чёрт! – Почему нельзя провалиться под землю по собственному желанию? Одинокая тетя Зоя со второго встретит меня с радостью, да и семья из двух лесбиянок на первом этаже не вы-гонит. – Костя… ээ
- Ты сама с собой разговариваешь? – он был не на шутку встревожен и очень напоминал мою мамочку, когда та застаёт меня утром с красными глазами после ночи за компьютером.
- Похоже на то, - признаю очевидное. Инга на роль собеседника тянула мало. Лель с интере-сом наблюдал, как я буду выкручиваться.
- У врача когда в последний раз была? – сразу берёт быка за рога мужчина.
- Костя, ты не подумай ничего такого…
- Карету ей, карету, - советует ему Лель, прикрыв рот ладонью. – С мигалкой и решётками.
- Да хоть ты заткнись!
- Мавра, зачем ты кричишь на собаку? - осторожно спрашивает Костя. На его лице светится большим красными буквами Тревога.
«Ну почему? Почему это происходит со мной? Почему всё не как у людей?» – мысленно во-прошаю стоящего рядом бога любви. Лель разводит руками.
- Потому что я сумасшедшая! – кричу в истерике. Ситуация настолько бредовая, что начи-наю смеяться, смеяться, никак не могу успокоиться. Костя выбегает из комнаты с курьерской скоростью.
Лель подошёл и дал мне две пощёчины. Зубы Инги клацнули у его лица, укусив воздух. В прыжке она оттолкнула меня на кровать, так что приземляюсь мягко. Успеваю лишь «уух!» сказать.
- Успокоилась? – спрашивает он, склонившись ко мне. Мягко отодвигая поскуливавшую су-ку рукой. Киваю. Истерика пропала так же быстро, как появилась. – Умница.
- На, - протягивает мне ворвавшийся со стаканом воды Костя.
Ошеломлённая, отлупленная по щекам беру стакан. А-а-ап! А-а-а-а-а-а!!! ЭТО ЖЕ ВОДКА! Мои выпученные, как у каракатицы, глаза сказали ему всё, что я о нём думаю.
- Зато ты вернулась к реальности. Чайник только вскипел – не мог же я принести тебе кипя-ток, - мужчина чуть нервно мне улыбнулся. С орлиной зоркостью следит за моими реакциями.
- Спа-па-сибо, - выдавила я.
- Не за что, - осторожно отвечает он.
- Хочешь, я ему покажусь? – спросил Лель. – Он поймёт.
- Неет! – меня аж подбросило. Костя вновь подобрался, готовый к оказанию первой помощи припадочной. – Извини, - обращаюсь к нему. – Показалось, что стошнит сейчас. Мне мой гине-колог посоветовала кричать в таких случаях. Помогает.
Лель в стороне беззвучно ругался по мобильнику. Зачем богу мобильный телефон? Его гри-масам позавидовал бы сам Джим Керри. Может, это всё бред? Лежу я сейчас на самом деле в психушке, привязанная к кровати, обколотая лекарствами. Это вполне объясняет абсурдность происходящего.
- Скоро рожать? – Костя покосился на живот. Кажется, он нашёл приемлемое объяснение моим выходкам – гормоны.
- Понятия не имею. – У него вытянулось лицо. - Шучу-шучу. Это у меня нервное.
- Мясо, уже, наверное, остыло, - делает попытку наладить нормальный разговор Костя.
- Я сейчас слона съем, - поддерживаю его попытку, шмыгнув носом. Жизнь-то продолжает-ся.
Лель беспомощно развёл руками и с недовольной гримасой растаял в воздухе, только сухие цветы колыхнулись в вазе на музыкальном центре.
За столом я автоматически очистила две с половиной тарелки, погружённая в мысли о происходящем со мной. Моё усердие вознаградили компотом из сухофруктов. Весь вечер Костя пытался меня развеселить, но мыслями я была где-то далеко и, извинившись, ушла спать в начале двенадцатого.

Сомнений нет, все в этом мире чем-то оплачивается.
Пять минут сегодняшнего счастья — часом завтрашнего.
Любовь — слезами и ревностью.
Спорт — травмами и самоограничением.
Бурная эгоистичная молодость — тоскливой старостью.
Приобретательство — вечной озабоченностью и страхом утрат.
Успех — отсутствием времени. Карьера — мнительностью и завистью.
Большой город - транспортными муками и одиночеством.
Маленький город — дрязгами, затхлостью и скукой.
Семья и защищенность — отсутствием свободы и назойливым шумом.
Красивое тело — страхом съесть лишнюю горошину.
Даже дырки от бублика не так бесплатны, как кажутся, и оплачиваются
съеденными бубликами. (с)

Брожу по улицам и наблюдаю за людьми, рассматриваю витрины, ловя себя на мысли, что домой не тянет. Дома сразу наваливаются проблемы, здесь же обретается временная свобода. Юлька, имея запасные ключи от её квартиры, согласилась выгуливать Ингу вместе с Жупи-ком, если я задерживаюсь.
Отдел детских игрушек радовал изобилием и занимал пол магазина. Молодые продавцы обстоятельно и вежливо предлагали покупателям товар, тут же демонстрируя опытные образ-цы на себе или на первом подвернувшемся ребёнке. Все были довольны таким раскладом: по-купатель – покупкой, ребёнок требовал себе такую же игрушку и чаще всего её получал, мага-зин – прибылью. Папы застревали возле витрин с достижениями автомобильной и инженер-ной мысли, не уступая в азарте мальчишкам. Женщины и мамы придирчиво выбирали кукол, кубики, мягкие игрушки. Дети просто переходили с места на место с открытыми ртами. В за-ле звучали песенки из мультиков, пахло шоколадными конфетами, вручаемыми маленьким посетителям на выходе, и приближающимся Новым годом. Сама не понимаю, как меня сюда занесло. Очнулась только, когда пошла расплачиваться за пёстрый альбом «Мои первые фо-тографии» с пухлыми мальчиком и девочкой на обложке.
- Мавра? – чужая ладонь коснулась локтя. – Ты откуда здесь?
- Костя? – чувствую себя застигнутой на месте преступления. Мой жилец с удивлением смотрел на меня, что-то пряча за спину. – А ты откуда? Ты за мной следишь?
- Я первый спросил, - грозит пальцем. – Ты теперь здесь подрабатываешь? – ловким дви-жением избавляется от того, что прятал за спиной, выбрасывая это в стоящую рядом корзину на колёсиках с ещё не разложенными игрушками.
- Зашла подарок выбрать подруге, - небрежно указываю на альбом.
- Знакомый у меня тут раньше в охране работал, да видно уволился, - Костя скорчил непе-реводимую гримасу. – Ты уже всё? Приданое присматривала малышу?
- Это плохая примета, - говорю ему и первой иду к кассе.
- Прости, не знал, - он пристраивается мне в хвост. – Ты сейчас домой или… еще подарки где-то будешь искать?
- Домой.
Выходим из «Детского мира», как досрочно выпущенные из тюрьмы, не глядя друг на друга. На остановке толпится народ. Фонари ярко освещают проезжую часть и ряды проно-сящихся машин. Задумчиво падают хлопья снега и так же задумчиво тают.
- Я тебя стесняю, - Костя предлагает руку при спуске с магазинной лестницы, в другой в него болтается пакет с фотоальбомом. – Прости. Завтра же начну искать квартиру.
- Глупости не говори, - искренне возмущаюсь его благородством. Если кто виноват, так это я: ищу то, сама не знаю что, и обвиняю всех подряд. – Просто настроение скачет послед-нее время, ты же понимаешь. Навязалась тут на твою голову со своими заскоками.
- Да мне это даже в радость, - засмеялся он несколько натянуто. – Дом напоминает. У нас в семье обязательно кто-то беременным ходит. Привык.
- Хм… - Действительно, не представляю их семейство без младенцев и весёлых беремен-ных женщин, командующих безропотными мужчинами, в обычной жизни легко ломающими бревно ударом кулака. – Зато я никак не привыкну.
- Ты моей сестре звонила? – спросил Костя невзначай. – У неё какие-то бредовые идеи…
- Про тебя и меня? – закатываю глаза. – Да я позвонила «спасибо» сказать, и само вырва-лось, что ты…
- Она просто спит и видит, как меня женить, - пожаловался с гримасой.
- Нормальное желание. Так чего не женишься? – брякнула я и тут же прикусила язык. Ду-ра!
- Да я хоть сейчас в ЗАГС. С тобой, – полушутя – полувсерьёз заявил он.
- Сейчас не получится – ЗАГС закрыт, - спешу обратить всё в шутку. – А ты достоин де-вушки лучше, чем я.
- Кажется, наша маршрутка. Едем? - Костя предпочел не услышать последнюю фразу.

…Почувствовав, что силы мои на исходе, я взяла на работе больничный. Мама никак не же-лала успокоиться и требовала найти Инге руки, мотивируя сложностью моего положения оди-нокой матери. Родителей, пришедших в гости, южачка встретила сначала ласково, а потом на-чала строить, зажимать в углах, показывая зубы и клокоча горлом. Тот визит вышел скомкан-ным и нервным, хоть мы с Костей и пытались убедить их в доброжелательном настрое суки, которая лишь тестит их на свой манер. И если с папой язык общий был под конец найден, то мама сжималась в комок при каждом движении Инги, лепеча ласковые слова, вызывавшие у собаки рыкательное недоверие. Так что мама просто спала и видела, как Инга находит новый дом. Все мои слова о том, что южачка отныне будет жить со мной, она будто не слышала.
После очередного такого нервовыматывающего разговора, заставшего меня в больнице, где я дожидалась врача, у меня подкосились ноги. Дышать стало тяжело, в глазах потемнело, дума-ла - грохнусь в коридоре. Присела на стульчик, а легче не становится! Тут ко мне подбежал врач, какая-то женщина дала водички из бутылки, меня под руки увели в кабинет, разместили на койку. Тяжесть стала отпускать, думаю, чего это они все вокруг пляшут с белыми лицами? Рядом с койкой зеркало, смотрю: а я реально зеленого цвета! Минут через пятнадцать совсем отпустило. В больнице меня чуть ли не силком пытались уложить к себе, выпустив лишь после написания записки, что ответственность за последствия я беру на себя. Пуганые они там, по ма-лейшему несовпадению параметров готовы перестраховываться. Ну, перенервничала, виновата, буду осторожнее. Сама я не была уверена, что из отклонений в давлении, анализах и прочих тестовых показателях человеческого бытия, являлось следствием нервозности, а что – непороч-ного зачатия, но чувствовала себя в целом нормально. Насколько это может быть нормальным в моем состоянии. Домой, правда, поехала на такси. Упасть где-то в городе в обморок мне совсем не хотелось.
Больничный я посвятила прогулкам с собакой, неспешной уборке дома к Новому году, по-стоянно прислушиваясь к тихой музыке, звучавшей внутри меня. Я поверила в свою беремен-ность окончательно, наверное, когда малявка начала драться. Только после этого я начала ощу-щать, что все-таки что-то изменилось. Желание бушевать, владевшее мною большую часть бе-ременности, пропало. Сейчас я словно была в прозрачном пузыре, который не допускал до ме-ня все отрицательное, позволяя мне вариться в собственном соку и маленьких радостях. Хожу тихая, с вечной улыбкой, почти не слушая окружающих, как дурочка какая-то. Взгляд внутрен-ний как у Будды, устремлен на пупок, хотя, говорят, что Будда смотрел совсем на пупок, ему просто живот мешал. Мне живот нисколечко не мешал, а пупок взял и вышел на поверхность. Так удивительно - раньше он сильно втянут был, а сейчас, особенно когда начала регулярно и часто питаться, так вообще торчит все время. Хотя по весам я особо не поправляюсь.
Костя эти недели пропадал на работе, или не на работе. Но возвращался за полночь либо ут-ром, голодный и усталый. Щеки втянулись совсем. Вот и сегодня позвонил, сообщая, чтобы не ждала, гуляла и ложилась спать.
- Поговорим? – спросила зеленоглазая молодая женщина, возникнув на пороге.
Такой я её ещё не видела: появилась во всей своей силе, скинув личину девочки-подростка. Стройное и гибкое тело. Брючный костюм из жатого шёлка цвета осенней листвы, украшенный богатой русской вышивкой, ей очень шёл. Туго заплетённая коса придала её облику некоторую строгость. На поясе связка оберегов. Ну, надо же. Жестом приглашаю её войти в квартиру, при-держивая Ингу за загривок. Мы расположились в большой комнате.
- О чём поговорим? – медленно расчёсываю волосы гребнем. С момента беременности во-лосы начали расти с такой силой, что сейчас были ниже лопаток, и останавливаться не соби-рались. Все вокруг говорили, что мне так очень идёт и наперебой уговаривали не стричь боль-ше волос.
- О тебе, обо мне, - Земляника опустилась в кресло напротив. – Время подошло.
- Какое время? – После мытья такие волосы сушить очень долго – единственный минус.
- Поделиться маленькими тайнами, - Земляника взяла со стола в руки начатую мной пи-нетку. – В тебе вот спала, оказывается, прекрасная рукодельница.
- А кто проснулся в тебе? – спрашиваю её. Разговор получается странным, даже на мой взгляд. Инга лежит у моих ног, не сводя настороженного взгляда с гостьи.
- Долг перед моей землей никогда во мне не засыпал, - она отложила рукоделие. – А в те-бе?
- В армии не служила, признаюсь, - хмыкнула я, и начала плавно плести косу. Длинные шелковистые пряди легко скользили меж пальцами, немного спутываясь на концах. Заплести косу – это целое искусство.
- Родине можно служить по-разному, - Земляника прищурила глаза.
- Можно. Но нужно ли тебе именно это? – Моцарт тихо льётся из музыкального центра. Малышу нравится классика. Вот, шевельнулся. Прикрываю глаза, вслушиваясь. Толкается. Плещется как рыбка. – Ко мне вот ты не по адресу. Я с миром воевать не собираюсь.
- Не мели чепухи, - отмахнулась она чуть раздражённо. – Давай, наконец, поговорим нор-мально.
- А мы чем занимаемся? – спрашиваю лениво. Говорить и совершать какие-либо действия совершенно не хотелось. Это нарушало равновесие безмятежности, в котором я плавала, как моя малявка – в околоплодной жидкости. Земляника же горела в самых противоречивых эмо-циях, против воли став уязвимой.
- Давно тебе пришла в голову мысль забеременеть от бога? – спросила Земляника, сплетя пальцы домиком. Вопрос хлестнул, как кнут.
- Я даже не подозревала, что такое возможно, - отвечаю, машинально сплетя руки на жи-воте, инстинктивно защищая малыша от чужой злости. - Это произошло случайно.
- Ты можешь рассказывать свои басни кому хочешь, но не мне, - гостья ощерилась. Как будто я сделала что-то угрожающее ей. – Захотелось власти? Полукровка дочь ничего тебе не даст. Или рассчитываешь, что Лель станет постоянно носить тебе молодильные яблоки? Чего ты хочешь добиться этой нелепой беременностью? Я наблюдала за тобой.
- Я просто хочу родить ребёнка. Не знала, что будет девочка. - Спокойствие плещется во мне, в квартире, в мире. Откуда-то понимаю, что ничего Земляника мне сделать не может. Она и сама чувствует это, поэтому ярится. Моя маленькая, не родившаяся ещё, дочка защи-щает маму. - Мне всё равно - веришь ты или нет. Это ничего не изменит.
- Ошибаешься, - Земляника поджала губы. – В жизни всегда есть место случайностям. Можно «случайно» забеременеть, можно «случайно» потерять ребёнка, - мягко продолжила она.
- Ты мне угрожаешь? – уточнила я, положив руку на вздыбившийся загривок Инги. Жизни без этой собаки я уже не представляю. В её глазах светится такая любовь, что порой стано-вится неловко.
- И в мыслях не было. Просто выражаю заботу.
- Хорошо. Я буду осторожна вдвойне. - В комнате потрескивает напряжение. – Это всё, о чём мы хотели поговорить? – Собака глухо рычит, напряженная, как сжатая пружина.
- А мы ещё не договорили, - сказала Земляника. Дипломатия явно была не её стихией. Вот если бы мы встретились в бою, я бы уже была мертва.
- Разве? – собираю распустившиеся волосы с груди, чтобы заново начать плести косу. От-точенные, привычные для пальцев движения завораживают. С гладкой косы все невидимые напасти скатятся, как с гуся вода.
- Прекрати свои фокусы! – раздражённо приказывает она. Разговор сейчас, как зажига-тельный танец на минном поле. – Чего ты пытаешься добиться?
Мы какое-то время смотрим друг другу в глаза.
- У тебя отличная защита, - отдаёт должное Земляника. – Ребёнок дал тебе много сил, но это уйдёт. И Лелю ты надоешь. Девчонка твоя для него и его семейки просто новая игрушка.
- Я не боюсь будущего, - говорю чистую правду. – А ты? – Инга по-волчьи оскалилась под моей рукой. Дева отшатнулась. Моей собачке всё равно кому рвать глотку.
- Что ты понимаешь в политике? – резко поменяла направление беседы Земляника.
- Это было оскорбление или просто неправильно построенный вопрос?
- Россия выходит на новый виток возрождения, если тебе это о чём-нибудь говорит, - вы-давливая из себя слова, начала она. – Тот, кто сейчас окажется у руля и сумеет удержаться, получит власть.
- Захотелось распоряжаться чужими судьбами, раз своей не сумела? Не тереби ты свою обиду – отпусти ее. - Лента плавно скользит, оплетая пряди волос. Не представляю себе, как раньше жила с короткими волосами.
- Тебе нравится, как ты сейчас живёшь? Как живут люди вокруг тебя? – Земляника с боль-шей охотой говорила бы со мной, если бы могла держать у моего горла хотя бы нож. Равно-правие ей в новинку. Отвыкла она уважать людей. – А ты знаешь, что у славян не было ни казней, ни пыток, ни даже тюрем фактически до монголов - одни штрафы, прописанные в «Правдах»? В Западной Европе они появляются довольно рано, а на Руси их все заменяет по-руб. Тогда еще ценили человеческую жизнь и старались не приносить бессмысленных жертв
- Что это такое «поруб»?
- Это такая одноместная каморка, куда сажают случайно попавшегося не идейного про-тивника, а скажем так: территориального врага или буяна. Посидит он там немножко, потом князья договорятся, буян сам успокоится - и его выпустят. Поруб - это даже не тюрьма. Это такой домашний арест в мягкой форме, - она вздохнула. - Здравая была система. Может быть, более здравая, чем ваше нынешнее правосудие. Понятие вины абсолютно отсутствовало в этом кодексе, в отличие от римского законодательства, которое все-таки предполагало некую юридическую ответственность. Только понятие возмещения убытка. А еще были вервь, кру-говая порука, чего никогда не было в других странах. Родичи и соседи брали на себя ответст-венность за провинившегося, обещали научить уму-разуму. Другие были люди.
- Ты идеализируешь.
- Отчасти.
- Нет, - говорю честно. Инга расслабилась у моих ног, вытянула морду на передние лапы и тихо посапывать даже начала, что совершенно ничего не значило.
- Я хочу, чтобы все снова жили по Правде, - после паузы сказала Земляника. - Кто-то из богов отчаялся, кто-то обижен на предательство смертных, большинства уже просто нет. Не знаю, какие басни пели тебе Лель или его блаженная матушка, но Ирий гибнет. Нам всем ос-талось не так уж много, так что не надейся долго пировать в Сварге.
- Где? – Очень странно плавать в пузыре спокойствия и видеть, как вокруг мечется кто-то, объятый огненными эмоциями. Слова текут словно бы сами по себе, я совершенно не задумы-ваюсь об их смысле.
- В городе Богов. Если уйдем мы – придут другие. Те же китайские боги спят и видят, как им отойдет эта земля и ее души. О, они прекрасно понимают, что силой ничего не добиться здесь. Поэтому завоевывают уловками и подарками. Все эти денежные монетки, трехногие жабы, фэн-шуй, нецке, вкус чужой еды – маленькие религиозные победы. Без них сложно сейчас представить хоть один дом.
- Ты не преувеличиваешь? Вчера я шла в китайском шелковом платье с драконами, а на встречу пять китайцев в сувенирных ушанках. По-моему, это обмен культурами.
- Если бы. Люди верят в эти милые вещицы, а значит, начинают верить и в чужих богов. Поверь, матрешки и ушанки – это сувениры. А стоящая в выверенном месте – читай алтаре – денежная жаба, перед которой жгут ароматические палочки – это уже ритуальное действие. Перед матрешкой что-то никто венки из трав не раскладывает. Медленно, но верно мир меня-ется. Время не имеет значения для богов, они могут ждать века. Но я не собираюсь смотреть, как разрушится мой мир, - Земляника отвернулась. Сейчас она вполне искренна. – Тем более, если его можно спасти.
Кажется, со мной хотят договориться, раз не получилось убить.
- Никогда не хотела стать спасительницей мира, веришь? Каково это? – спрашиваю у неё. Для чего ведь она всё это время ко мне являлась, присматривалась. Прямой для себя угрозы от неё я не видела, но и спиной старалась не поворачиваться. На бога надейся, а верблюда привя-зывай, как говорится.
- Некоторые люди уже пытаются изменить порядок вещей, но без поддержки им придётся сложно, - Перунике тяжело выкладывать свои планы потенциальной врагине. Так и слышу зубовный скрежет.
- А поддержка - это ты или я? – с удовлетворением любуюсь заплетённой косой, спускаю-щейся через плечо и на грудь.
- Мы, - сквозь зубы цедит она. Моё спокойствие её невыносимо раздражает.
- Мы? Как ты себе это представляешь? Сары Коннор из меня не получится, предупреждаю сразу. Я даже драться не умею, - кладу ладонь на живот. Уж очень приятные ощущения испы-тываю, ощущая под туго натянутой кожей активную деятельность. Вот, опять шевельнулась детка. Прикрываю глаза, чтобы лучше прочувствовать момент. Толкается. Плещется, моя рыбка. – И учиться не собираюсь.
- Прекрати ломать дурочку. Не знаю, кто учил тебя общаться с богами, но с удовольствием бы вырвала ему сердце, - в раздражении говорит Земляника.
- Я просто говорю с вами, как говорила бы людьми, - пожимаю плечами. Мои знакомые и просто люди, с которыми приходится общаться, поражаются излучаемому мной спокойствию. А я с малышом словно живу в собственном мире, под хрустальной сферой. Там светит солнце, висят на ниточках бриллиантовые звезды, пьяняще пахнут цветущие травы и звучит Моцарт.
- Ты любишь Костю? – спросила она вдруг.
- Прости? – удивилась я. Клянусь, мысли у неё скачут, как шарик в пинг-понге.
- Своего квартиранта, на тот случай, если ты знаешь ещё какого-нибудь Костю, - на алых губах появилась блуждающая снисходительно-насмешливая улыбка.
- А тебе какое дело? – интересуюсь я.
- Он тебя любит, - Земляника сказала это с некоторой завистью в голосе.
- При чём тут Костя-то?
- Косте на роду написано славное будущее. Он правитель от бога. Его рождения так жда-ли, а ты всё испортила! – Земляника гневно посмотрела на меня. – Теперь все его мысли толь-ко о тебе и этом ребёнке!
- Костя – новый Мессия? Что-то новенькое, - нервно хихикнула я. – Кстати, это Лель спу-тал вам карты, к нему все претензии, - уточнила для истории. – Хотел найти мне лучшего му-жа на свете. Иначе мы бы с ним в жизни не встретились.
- Лель болван! Я давно это подозревала, - вскричала она.
- Он же не специально, - вступилась я за отца моей дочки, против воли.
- Ещё бы он специально нам такую свинью подложил! – возмутилась Земляника. – Он ни-чем, кроме влюблённости смертных, последнее время не интересуется. Одним выстрелом убил нас всех!
- У меня ощущение, что мы говорим на разных языках, - жалуюсь ей. – Сначала ты мне угрожаешь, потом призываешь спасать мир и даже указываешь мессию. Творите, что хотите. Я-то при чём?
- Ты всё испортила: завязала все нити событий на себе мёртвым узлом! – обвинила Земля-ника. – Не понимаю, как тебе это удалось? Вошла в наш круг, натворила дел и ещё делает вид, что ни при чём.
- Но это действительно так. Я и не подозревала, что боги существуют, а эта беремен-ность…
- Как-то уж всё одно к одному получается. Куда ни плюнь – в тебя попадёшь.
- Чего ты от меня-то хочешь?
- Я бы с радостью тебя убила, - призналась она. Не ожидала от неё такой откровенности. Инга никак не отреагировала на этот раз, продолжая лежать у моих ног, так что можно было спокойно продолжать нашу странную беседу.
- Но?
- Но не вижу в этом смысла. Можно было бы отнять у тебя ребёнка…
Инга, только что лежавшая рядом - у ее одного глаза из-под челки было еще такое милое и нежное выражение - хлопнула передними лапами по земле и взлетела в воздух. Мы с ней од-новременно дёрнулись к Перунике, и я дернулась не за тем, чтобы остановить собаку. Инга притормозила сама, довольствовавшись щелканьем зубов. Земляника отшатнулась, забыв о собственной божественной неуязвимости.
- Это МОЙ ребёнок, - чётко выговаривая каждое слово, предупреждая гостью. Сука воз-вращается к ногам, время от времени поглядывая на Перунику.
- Слишком много возни – я этого не люблю, - сделав вид, что ничего не произошло, про-должила она. – Наше возвращение в этот мир пошло бы на пользу прежде всего твоей дочери. Её божественная природа теперь будет заперта в смертном теле. Любое отклонение от ваших норм делает ребёнка изгоем, - сменила угрозы лестью. У девочки прекрасное будущее. С го-дами поумерит импульсивность, отточит мастерство и легко сможет после смерти войти в Род. Старые боги почти ничем не интересуются, но если появится молодая матриарха, есть шанс…
- Ты слишком далеко заходишь в своем планировании. Или Макошь, прядущая нити жиз-ни, шепнула тебе парочку заветных слов? – не без ехидства интересуюсь у нее. Она вспыхну-ла. - Так-так, маленький персональный заговор. Само собой с самыми благими помыслами, как положено.
- Я ела твой хлеб, - натянуто произнесла Земляника. – Я не могу причинить тебе вреда. Да, смешной старый закон, но мы живём по ним. Ты мне понравилась с первого взгляда.
- Не могу ответить тем же, - глажу вновь притихшую собаку, расположившуюся в ногах.
- Мы в чём-то похожи, признай, - усмехнулась она.
- Вряд ли.
- Ты просто не хочешь заглянуть вглубь себя.
- Допустим, ты вот на меня зла почти не держишь. – В ответ на это Земляника кисло улыбнулась. – Но остальные… Что нам с малышкой может теперь грозить?
- Вас никто не убьёт, - она задумчиво перебирала маленькие фигурки на поясе: солнечные круги, громовые колёса, кони. – Христианские святые обещали закрыть глаза, если ты не вздумаешь активно прославлять «языческих идолов», - криво усмехнулась, приводя эту цита-ту. - Или создавать свою собственную религию, секту. Лель сумел их убедить. Живи спокой-но, расти и рожай детей. Следующего ты тоже родишь от Леля или поищешь донора в другом месте? Например, в иудаизме? А что? Будет такая интернациональная семья. – Вздохнула. - По сути, я сама виновата: не продумала план. Понадеялась на удачу и проиграла, - сжала ку-лак, разжала. - Что-то заболталась тут у тебя, - встала. – Пойду я.
- Так для чего, говоришь, рожден Костя?
- Стать мужем, отцом, вожаком. – Удивленно вскидываю бровь – ничего себе политиче-ский девиз.
- И где тут польза богам? Ну, станет Костя мужем, отцом, вожаком, вам-то что с этого? Ведь боги нуждаются в религии, в верующих. Или он чудом заставит людей снова верить в богов, имена которых уже почти и не помнят?
- Арии, славяне никогда не нуждались, не нуждаются, и не будут нуждаться в религиях в нынешнем понимании. Им незачем предпринимать повторные попытки восстановить утра-ченную связь с Всевышним, ибо они её никогда не теряли. Всевышний Родитель и Его дети - светлые Боги и Богини, суть - Пращуры ваши, а вы правнуки Их. То есть у Славян и Ариев не только духовное, но и кровное родство с Всевышним. Если хорошо народу, то хорошо и его богам, - чуть многословно попыталась объяснить она. – Что в твоем понимании значит слово «семья»? Как оно произошло?
- Семь-я. По числу полей, которые окружают человеческое тело, - начала было объяснять я.
- Причем же здесь тогда его близкие, наличие которых и означает собственно семью?
- Созвучие двух слов с разным значением. Брак как супружество и брак как порченная вещь.
- Семья - это «семь колен я», то есть я и мои предки: отец, дед и прадед, а также мои по-томки: сын, внук и правнук. Получается малый род. Все просто. Это ведь твой родной язык, слушай его, вникай, - качает головой девочка, взвалившая на свои плечи непосильное бремя. - Вся славянская религия строится не на всемирном братстве, а на процветании своего рода. Ра-венства никогда не было и не существует в природе, а идея унификации человека ведет к его полному одиночеству, отчуждению от своих корней, от своего Рода. Вот именно об этом пре-дупреждали боги людей, - Земляника грустно улыбается. - Еще есть хорошее слово «союз», состоящее из "со" (совместные) и "узы". Получается, семейный союз - это община любящих друг друга людей, которые соединены между собой совместными узами, связующими семь поколений Рода мужа. Это уже сила, помноженная на семью семь. Сила, способная свернуть горы и повернуть реки вспять. В правильном союзе Костя увеличил бы то, что имел, и смог изменить ход истории. Остальные люди потянутся за ним к Свету. У него есть дар вести за собой людей. Вести к лучшему. Но эта любовь спутала все карты, - поморщилась она. – Не-важно, поженитесь вы или нет – он станет безнадёжным.
- Почему? – Роковой красавицей я себя не считала, способности ломать мужские судьбы за собой не замечала.
- Если ты выйдешь за него замуж, то он забросит на какое-то время карьеру, мечтая о ме-довом месяце. А поскольку ты к нему равнодушна, то потом снова может удариться в работу, если не станет пьяницей, как половина российских мужчин. Но время будет упущено.
- А если не выйду?
- Бросит всё, уедет из этого города, вернётся в действующую армию и если не сложит го-лову где-нибудь на Кавказе, то дальше полковника не дослужится всё равно. Чтобы лезть вверх по служебной лестнице нужен стимул. У него его уже не возникнет никогда.
- Однако. - Противно чувствовать себя виноватой в чьей-то судьбе. Конечно, Лель тут то-же руку приложил, но и я хороша – сразу в душу не плюнула мужику, надеяться заставила.
- Он хочет сегодня сделать тебе предложение, - сказала Земляника. Её пристальный взгляд напоминал мне булавку, занесённую над букашкой, то есть мной. Она мгновенно учуяла, что ещё не всё потеряно и спешила поймать удачу за хвост.
- Была бы признательна, если бы ты прекратила предсказывать мне будущее, - процедила я. - Так и о смерти своей ненароком узнаешь.
- Постараюсь.
- Ладно, две умные женщины всегда могут договориться, - сказала я осторожно, боясь упустить появившуюся мысль.
- О чём? – дева с удивлением на меня посмотрела.
- Например, как поделить мужчину.
- Какого мужчину? – не поняла она.
- У нас их так много с тобой? – интересуюсь язвительно.
- Бессмысленный разговор какой-то, тебе не кажется? – обескуражено потрясла головой Земляника. – Ты о чём?
- За него выйдешь ты, - выдала я гениальную мысль, и посмотрела на неё.
- Как ты себе это представляешь? – опешила Земляника. – Я даже не материальна в вашем понимании, - и тут же спросила, чисто по-женски: - С какой стати ему жениться на мне?
- С той, что ты станешь мною. Это же очень просто. Временно превратишься в моего двойника и на здоровье выходи замуж, спасай страну, что хочешь то и делай. Ты ведь смо-жешь превратиться в меня?
- Да, - медленно сказала она. В её глазах загорелся интерес. – А куда денешься ты?
- Я останусь тут. Это уже вам придётся переехать. У меня здесь семья и друзья, - сразу оговариваю условия.
- Возможно, мы… - она начала просчитывать ходы.
- Это всё мелочи, ты придумаешь их потом, - прерываю её мысли. - Я хочу Косте счастья. Он замечательный, светлый человек. Ты сделаешь его счастливым? – Мы посмотрели друг другу в глаза. – Сделаешь?

- Ты чего до сих пор не спишь? – Костя с чуть натянутой улыбкой заглядывает в спальню. – Время пол двенадцатого уже.
- Да уж, - поворачиваю к нему голову от телевизора. Инга встает с места у кровати, сонно потягивается и бежит ласкаться. Смотрю на этого мужчину, будто в первый раз. – Как прошло свидание?
- Отлично! – бравируя, восклицает он и входит.
- Когда отлично, возвращаются под утро, - хмыкаю я. Он грозит мне пальцем и спрашива-ет:
- Что смотришь? – Всматривается в экран, где показывают красивые места земли под пе-реработанное русское этно. – Медитируешь? Метель на улице феноменальная. Настоящий февраль, а не декабрь.
- Пытаюсь, - с гримасой сажусь. Поясница ноет, как будто отбита. – Музыка убаюкивает маленькую футболистку. Я сама заснула даже, по-моему.
- Ты узнала пол ребёнка? – удивился он.
- Не удержалась, - виновато пожимаю плечами. Ему ведь было известно, что определение пола любого существа у меня вызывает резкое отторжение.
Когда мы были маленькие, то нашли во дворе дождевых червей. И почему-то нам очень захотелось тогда понять, кто из них мальчик, а кто – девочка. Решили спросить у взрослых. Дома оказалась лишь моя сестра Полинка, родители у всех были на работе. услышав вопрос, Полинка, не задумываясь, выдала: «Возьмите их в рот и аккуратненько протяните между верхними и нижними зубами. Застрянет – мальчик, не застрянет – девочка. Очень просто». Червей в рот тащить не хотелось никому, но все-таки нашлась одна храбрая девочка и прота-щила между зубами полную банку дождевых червей. Все черви у меня оказались девочками. Полинку я позже чуть не убила, когда выяснила на биологии, что пол червей определяется несколько иначе. С тех пор и живу по принципу «вырастет – само скажет, кто оно».
- Ты ела? – мужчина снимает пиджак. – Не слышу. Ты ела?
- Почему меня все об этом спрашивают? – закатываю глаза. – Я ведь не умственно отста-лая. Поем, когда проголодаюсь.
- Это как посмотреть временами, - на полном серьёзе заявляет он мне.
- Что-о?
- Я пошутил, пошутил, - трусливо поднимает руки. – В качестве компенсации готов разо-греть ужин.
- Смотри у меня! – из-за болей в пояснице вставать становится всё труднее. Барахтаюсь, как перевёрнутый жук. Костя приходит на помощь. Мочевой пузырь в тысячный за этот день раз заявил о себе. – Я скоро переселюсь в туалет. Или буду носить памперсы, - мои жалобы на мочевой пузырь стали в этом доме традицией.
- Ещё немного потерпи. Я на кухне буду, если что – кричи, или Ингу шли с донесением.
- На туалетной бумаге? – бреду в ванную. С этими переменами я стала эдакой улиточкой: все не спеша делаю. Да и куда мне торопиться?
- Только пиши разборчиво, - хмыкает он. – Я ёлку купил. Завтра Новый год всё-таки, давай нарядим?
- Давай, - кричу, скрываясь за дверью.
В дверь позвонили. Опять! Не квартира, а проходной двор. Из комнаты, куда даже короли ходят пешком, до меня донёсся лай Инги и рокотание Костиного голоса. Торопливо привожу себя в порядок и спешу туда. Может, Юлька в гости притопала с тортиком-мороженым? Бы-вают же на свете чудеса.
- Кого вы мне подсунули? – пожилая женщина тычет в лицо Косте рыжего персидского кота. Животное вроде безучастно свисает на руках, но косит в сторону нашей квартиры. Инга с интересом слушает разговор, принюхиваясь к коту из-за ног Кости.
- Лично я вам никого не подсовывал, - возражает ей мужчина.
- Мавра, что ты сделала с моим Рейганом?!! – женщина набрасывается на меня с ббранью, но порога не переступает. Охранное слово, которое я нашептала входной двери, исправно служит. Дураку понятно, что пришла она не с добром. – Он умер? Убежал? Его съела твоя со-бака?
- Я вернула вам кота в целости и сохранности. Он даже не поправился! В чём дело? – пы-таюсь мирно выяснить, в чём суть дела, вставая между подобравшейся южачкой и соседкой. Наступаю на Ингу, приходится пятиться ей в сторону ванной. Если эта сука посчитала, что возникла опасная ситуация, ее просто так не сдвинешь с места. Угораздило же меня связаться с ЮРО.
- Он кот! – возопила соседка в ужасе, как будто её питомец превратился в исчадие ада. Рейган жалобно мяукнул – его начало укачивать от всех этих резких движений. Хорошо, что я успела запереть суку. Дверь глухо бумкнула, приняв на себя удар южачьего тела.
- А разве он был кошкой? – в один голос спросили мы двое.
- Он был кастратом! Я его в пять месяцев кастрировала! – рявкнула она на нас.
- Сами? – спросил Костя и отодвинулся.
- В больнице, естественно, - Нина Семеновна (наконец, вспомнила, как её зовут!) выдох-лась и сбавила тон.
- Ну, ты и скандалистка, Соловьева, - сказала Юлька, открыв дверь. На площадку вышла её семья в полном составе. – Каждый день с кем-нибудь цапаешься.
- А ваши крики наш домашний кинотеатр перекрыли, - с удовольствием просветил нас её сын. – Вы кого-то убиваете?
- Я с котом ничего не делала! – полноправно отрицаю свою вину. – Может, у него так всё и было?
- Ты ещё скажи, что заново отросло, - фыркнула Юлька. Её муж был обо мне не лучшего мнения с некоторых пор, поэтому вернулся в квартиру, забрав сына. Если судить по его взгля-ду, то такие беспринципные особы как я, способны на всё.
- А как вы выяснили, что Рейган снова кхм… мужчина? – поинтересовался Костя.
- Он кошку Зинину обрюхатил, стервец! – в сердцах Нина Семеновна особо сильно трях-нула кота. Животное взвыло и вонзило в неё когти. – Мерзавец! Ай!
- Прекратите трясти кота.
- Отдайте мне. - Юлька выхватила Рейгана. – Киса, хороший мальчик!
- А с меня алименты требуют теперь, - поджала губы соседка.
- Кто, кошка? – не сдержалась, каюсь. Юлька и Костя зафыркали, представив себе эту кар-тину.
- Зинаида из 100, – обиделась Нина Семеновна.
- А она оттуда об этом узнала? – продолжил расследование Костя.
- Застукала на балконе своём. Как же это возможно? - жалобно посмотрела на нас. - Он ведь на кошек даже не смотрел, знать о них не знал. У меня справка из больницы есть. Что вы с моим котом сделали? Кто это?
- Это вы, Нина Семеновна, безжалостно надругались над Рейганом, - не выдерживаю я. – Размножаться – естественно. И сексом заниматься – естественно. Все живые организмы име-ют право оставлять после себя потомство. – Догадываюсь, чьих плодородных рук дело.
Костик и Юлька, перехватившая кота поудобнее, зааплодировали.
- Развратница! – схватилась за сердце женщина. – Вот и забирай своё отродье! – с этими словами она стала спускаться по лестнице, в пол голоса ругая меня на разные лады.
- Мавра, ты совсем взбесилась от гормонов, я смотрю, - с уважением посмотрела на меня подруга. – Бабушек терроризируешь, дворника собаками травишь, котам утраченное достоин-ство возвращаешь.
- Я стараюсь, - кисло улыбаюсь ей. – А то совсем на шею сели.
- Круто, - она погладила кота. – И что теперь с ним делать будем?
- Себе заберу. Рыжий кот - это русский символ семейного счастья, - беру Рейгана на руки. – С Ингой у них уже отношения устаканились.
- Ну-ну, - качая головой, подруга зашла домой.
Выпущенный в квартире кот сразу убежал в зал, забрался на батарею.
- Что-то я проголодалась, - говорю Косте.
- Сейчас исправим, - он подмигивает и исчезает на кухне.
Мясо в томате оказалось, как и всё, что готовит этот мужчина, необыкновенно вкусным. Наверное, поэтому мы ели молча. Живность незаметно перебралась к нашим ногам, с укором глядя нам в глаза снизу вверх. Ну ладно кот, только что прибыл, но от Инги я не ожидала. Все авторы проштудированной мной литературы приказывали ни в коем случае не поощрять братьев меньших, сердце обливалось кровью, но я терпела. Костя посматривал на меня время от времени, как на хозяйку пресловутых братьев меньших.
Остаток ужина вышел скомканным. Мой постоялец не выдержал и дал коту сметаны, на-граждая за перенесённые тем страдания. От возвращённом достоинстве мы не говорили, спи-сав всё на невнимательность пенсионерки. Я дала Инге косточку и удалилась в зал, чтобы с горя посмотреть телевизор.
- Десерт? – спросил Костя, выйдя за мной.
- Что празднуем? – интересуюсь у него, повернув голову. Псица утробно причмокивает у моих ног, разбираясь с костью.
- Наступление зимы. Чем не повод?
- Уговорил, - сдаюсь на милость желудка. – А чем празднуем?
- Пирожными со взбитыми сливками. Подходит?
- Тащи, губитель моей талии.
Одно пирожное было с шоколадной обсыпкой, второе медовое. Себе он взял «картошку», сел на диван.
- Есть что-нибудь интересное? – Костя оглядывается в поисках программы. – Или ты ув-леклась парусным спортом?
- Кхахах-кхахаха!! – кашляла я, подавившись инородным телом из пирожного. – Кха! – выпученные глаза и отчаянные взмахи руками доказали удивлённо глядящему на меня муж-чине, что это не шутка. Инга подбежала ко мне, не понимая, в чём дело.
Костя действовал оперативно: подскочил и изо всех сил хлопнул меня по спине ладонью. Собака гавкнула и щёлкнула зубами рядом с его предплечьем. От неожиданности я сделала глотательное движение. Что-то колючее или острое провалилось в мой пищевод на треть и застряло там. Ощущение не из приятных!
- Спятил? – прохрипела кое-как, повернувшись к нему. – Тихо, Инга.
- Дышать можешь? – он встревоженно обхватил мои плечи руками. – Сейчас я вызову ско-рую, - помчался к теле

14

В бездонной глубине, в бескрайней,
Блуждаем втайне, плачем втайне.
Под вихрем, воющим в алчбе,
Крадется призрак мой к тебе -

Узнать, обнюхивая снег,
Куда направишь ты свой бег.
Сквозь частый дождь и зимний град
Когда воротишься назад?

В гордыне, ты затмила бурей
Блеск утренней моей лазури.
Ночь, - с ревностью и неприязнью, -
Слезами кормишь и боязнью.
Уильям Блейк «Призрак»

Я с Ингой как раз выходила из квартиры, молясь, о том, чтобы никого не встретить, и пер-вой, кого я увидела, была Юлька, отправлявшаяся на работу. Надо же было так проколоться!
- Ой! – удивилась подружка. – Ты уже вернулась из больницы? Мне Кешка сказал…
- Эээ… да, - подтвердила я. – Ерунда оказалась, а думала рожаю. - Большая сумка тянет руку.
- Бывает, - фыркнула подружка. – Сама три раза вхолостую каталась.
- Не дай бог. - Глажу собаку.
- А почему одна? – Вид у неё становится подозрительным. – Где Костик? – Моей маме на-до было пойти работать во внутренние органы. Она умеет так ловко промывать мозги людям, что они добровольно начинают выполнять её поручения. Не сомневаюсь, что ей бы не состав-ляло никакого труда перевербовывать агентов вражеских разведок и узнавать секреты других государств, просто побеседовав наедине. Из-за неё всю беременность за мной следит пол го-рода, докладывая ей о моих перемещениях, моём питании и режиме дня. Вот и Юльке она су-мела внушить, что я – беспомощное существо, нуждающееся в присмотре. Кстати, Костик маме очень понравился – однажды мы втроём ужинали тем, что приготовил он и принесла из дома она. Мама тогда отвела меня в сторонку и велела немедленно тащить в ЗАГС «это со-кровище».
- Мы с ним – то есть я и он – расстались, - отвечаю чистую правду. Мне нужно было за-щититься от боли, не ради себя даже, а ради ребенка.
Костя был так смущен и растерян, когда вернулся из Питера, пытался объясниться. Уж не знаю, что там с ним сотворила Земляника, но слово «любовь» было написано у него на лбу большими мерцающими буквами. Думаю, Земляника и сама не догадывалась, что ее чувства к Косте вышли уж за рамки профессиональных. Не догадывалась, но сумела очаровать. Умнич-ка.
Мы с ним посидели на кухне под бутылочку вина. Говорили, вспоминали, открывали для себя что-то. Незаметно и очень естественно как-то его кольцо перекочевало от меня к нему. Расстались мы если и не друзьями – я не верю в дружбу между полами, - то очень теплонастро-енными друг к другу людьми. Не уверена, что есть такое прилагательное «теплонастроенный», но оно очень хорошо характеризует наши с Костей отношения.
- Дай помогу занести, - Юлька выхватывает сумку. – Ой, какая тяжёлая! Что у тебя там? Костик что – решил, что ты атлет-тяжеловес? – она заволакивает сумку назад в квартиру. – Чтооо?!! – резко разворачивается. - В каком смысле вы расстались?!
- В прямом самом. Он встретил в Питере девушку, когда ездил отказываться от работы, и влюбился. Вчера уехал к ней.
- А ты?
- А я осталась. Или ты мне тоже предлагаешь с ним поехать и организовать милую швед-скую семью? – нервно хмыкаю.
- А куда ты с сумкой? – Юля привалилась к стене, вопросительно посмотрела на южачку. Собака зевнула и толкнула ее лбом, требуя поздороваться и почесать морду как положено.
- Домой. Продукты купила, надо же мне что-то есть на Рождество.
- Вот это да! Кто бы мог подумать?.. Вы смотрелись такой отличной парой. Когда ты отне-кивалась от всех намеков на ваши отношения, мне иногда хотелось посоветовать тебе сделать промывание мозгов. Почему ты постоянно отваживала этого человека? Разве он не был самым лучшим из двуногих? Неужели подсознательно чувствовала, что он уйдет? Что он ненадёжен?
- Костя надёжен, как швейцарский сейф. Просто это не мой сейф, понимаешь?
- Ты подозрительно спокойна после всего, что произошло, - заявила она, рассеянно погла-живая песу. - Неужели ты была к нему настолько равнодушна? Косте как к человеку, если уж не мужчине, я имею в виду.
- Юль, давай оставим эту тему до лучших времен? Ты зайдешь на кофе?
- Мне на работу. Ты уверена, что в норме? Мне того случая с таблетками хватило на всю жизнь.
- Не нужно мне до пенсии напоминать о той глупости. Была не права, исправилась, осоз-нала, - раздраженно отвечаю ей, чем вызываю заслуженное недоумение.
- И мама твоя уже все знает?
- Моя мама тут вообще не причем! Я ведь не бегу к твоей маме, если у вас с мужем что-то разлаживается?
- Мы поговорим на эту тему вечером. Учти, тема не закрыта.
- Юль, спасибо за заботу, но… Иди уже на свою работу, а? Как будто мне мамы по теле-фону недостаточно. Все со мной хорошо.

… Сонно ерзаю под одеялом. Чего-то не хватало, чего-то, что было у меня во сне, к чему я успела привыкнуть. Чего-то теплого, успокаивающего, мужественного.
Дом спит. Ночь уютно дремлет в комнате, свернувшись кошачьим клубочком. Я вообще-то тоже сплю, просто вдруг отрыла глаза. Размытыми акварельными рисунками проступают воспоминания. Сильные и нежные руки. Смеющийся хриплый мужском голос, озорной, на-стойчивый, возбужденный, который командовал, уговаривал, умолял. Почти испытанное не-вероятное наслаждение… Помню, что в последнее мгновение это чувство ускользнуло, оста-вив обещание, что дастся в руки в следующий раз. В следующем сне.
Кроватка - лелека закачалась от толчка рукой, высунутой из-под одеяла. Тихо зазвенели игрушки, подвешенные над ней, поблёскивая из темноты стеклянными боками. Темный кон-тур, стоящей на пеленальном столике, вырезанной из дерева фигурки стоящего волка с при-жавшимся к нему ребенком, всегда успокаивает меня одним своим видом. Купила ее на ка-кой-то выставке народных промыслов по наитию. Она показалась мне просто воплощением защиты для малышки, я сама чувствовала себя волчицей, готовой до последнего вздоха за-щищать свою кровиночку. Необычно было то, что с ребенком был изображен именно волк, а не волчица, как мы привыкли по римским скульптурам. Закопавшись в книги я выяснила, что совместное изображение волка и ребенка, что в древнеримской, что в славянской культуре – общая индоевропейская традиция. Волки в стае очень заботятся о детенышах, поэтому фигур-ку волка считают оберегом, символом того, что вся семья охраняет младенца. А еще в древне-русском языке дядя со стороны матери назывался долгое время «вуй», что было созвучно на-именованию волка.
Инга спит в изножье кровати, тихо-тихо дышит. Сразу после нашего с дочкой возвраще-ния из роддома, сука все свое время старалась проводить возле ребенка. В свое время меня напугали историями о собаках, из ревности нападавших на хозяйских детей. Ирина Марковна настаивала на контроле контактов собаки и дочки тоже, напоминая, что прошлое собаки нам неизвестно, следовательно, делать выводы о реакциях не можем. Но я четко уяснила, что для снижения риска возникновения конфликта между двумя личностями, нельзя прятать их друг от друга. Незнание порождает страх и неуверенность, ревность, которые дают самые губи-тельные всходы. Это было правило, одинаковое для собак, людей и всех остальных. Конечно, определенный страх при их знакомстве имелся, но все прошло на редкость удачно. Инга вы-лизала личико заплакавшей было малышке, и морда у нее была такая умильная, словно это ее собственный щенок сейчас тут гулил. В южачке так бурно проснулось необъяснимое физио-логией материнство, что у нее появилось молоко. Мы с ней попали в число счастливых семей, где собаки и дети живут рядом.
Рейган спит под детской кроваткой – в спальне у них разделение спальных мест с южач-кой. Вернулся под вечер с разорванным ухом, слопал холодную кашу из собачьей миски, и завалился спать богатырским сном. Он последнее время отрывается на полную: половина ок-рестных котят имеет насыщенный рыжий цвет.
Встаю с кровати, зажигаю маленький бра-кукушку. Проснувшаяся собака посмотрела на меня, потом снова завалилась спать, убедившись, что никуда я не ухожу. Босая и простоволо-сая стою над колыбелью, тихо млея от материнского счастья. Лялька родилась в день весенне-го равноденствия, пунктуально уложившись в классические сорок недель. Моя дочка, моя улыбчивая девочка-весна. Дитя страсти, которой не было, нечаянное счастье. Сначала я про-сто чувствовала физически нашу связь, пуповину, которую уже, естественно, обрезали во время родов. Просто чувствовала - вот оно, это мое! Моя частичка, которая вышла из меня. И сразу же возникло дикое желание защищать, беречь, лелеять. Но настоящее осознание того, что я - мать, пришло через несколько дней после родов, потом оно начало расти, становиться глубже. Даже страшно думать, что когда-то я заикалась о том, чтобы отказаться от этой прин-цессы.
Золотоволосая Лялька сладко посапывает крошечным носиком и, плотно зажмурившись, смотрит свои розовые сны. Маленькие, сжатые в кулачки, ручонки комкают одеяльце. Родст-венники приняли её, как стадо динозавров неожиданно родившегося наследника, разом забыв все укоры и ворчания. Поправляю белое пуховое одеяльце, по краям пододеяльника резвятся красные брыкастые кони. Провожу пальцем по вышивке, задумчиво чуть раскачиваю люльку. Эту деревянную старинную красоту я увидела в магазине народных мастеров, куда мы с Диа-ной зашли купить матрешек ее интернет-другу из Канады. Но эта лелека уже была продана и дожидалась на витрине своего хозяина. Вымаливаю-выпрашиваю телефон мастера, поставив на уши пол магазина - контракт с ним они расторгли почти год назад. В тот же день еду к не-му. Пожилой мастер серьезно пострадал на пожаре, поэтому работать не мог. Ревела я, от со-чувствия и обиды сразу, долго, уговорив в конце концов его сделать мне лелеку с помощью подмастерья к концу марта. Вношу предоплату с учетом срочности работы, глупо улыбаясь качающему голову дядечке. Наверное, не зря это все было, потому что малышка в этой колы-бельке спала как ангелочек, почти не капризничая. Вздыхаю. Скоро девочка моя вырастет из этой лелеки с вырезанными по бокам пляшущими аистами, а она ей так нравится. Спи, птич-ка, спи. Скоро утро - и ты весело разбудишь дом своим звонким голоском. Качаю колыбель, подсознательно пытаясь укачать вместе с дочкой свою мятущуюся душу. Вперед-назад, впе-ред-назад. Старое как мир движение. Вперед-назад.
- Дай ей поспать, - ворчливый голос из кресла у окна чуть не наградил меня инфарктом.
- Что б тебя! – прошипела я, замахнувшись кулаком на обормота, другую руку прижимая к груди. Сердце колотилось как сумасшедшее и очень хотелось верить, что виной тому испуг, а не радость от появления этого гада.
- И я рад тебя видеть, - насмешливо отвечает вольготно развалившийся в кресле мужчина, салютуя двумя пальцами от виска. Видимо, это должно символизировать снимание шляпы. Я не была готова довольствоваться меньшим, чем его скальп.
- В три утра?! Ты совсем спятил? – Шёпотом и в полумраке очень сложно ругаться, осо-бенно в присутствии ребёнка.
От испуга встречаю его, будто врага, к которому с молоком матери впитала вендетту. Так проще мне, потому что в противном случае я за себя не ручалась. Пусть лучше нас разделяют океаны и миры, а не пара метров. Пара метров – это чертовское искушение, которое мне со-всем не нужно, когда все устаканилось наконец.
- Зачем ты проснулась? Всё шло так хорошо, - притворно жалобным тоном восклицает он.
- Зачем я?.. – от возмущения лишаюсь дара речи.
Против воли разглядываю его. Каким спокойным он выглядит. Да, утекло немало водицы с той поры, как он стоял передо мной. Разлука совершенно не испортила его черты: всё такое же золотое совершенство. Чёрные брюки и белая шёлковая рубашка, с двумя расстёгнутыми верхними пуговицами. Пиджак. С торчащим из кармана галстуком, небрежно наброшен на спинку кресла. Начищенные ботинки мягко отсвечивают. С какой великосветской вечеринки этот типа явился?
- Не понимаю, в чём проблема, - обронил Лель притворно небрежным тоном, вставая и снимая пиджак. Задержал взгляд на фигурке волка, но ничего не сказал.
Смотрю, как он идет к детской кроватке, взглядом очерчивая контур его ладной фигуры. По комнате поплыл знакомый до боли запах весенних трав. Лель нагнулся к люльке и белая рубашка натянулась на его спине. Я вздрогнула. Уже давно борюсь с этим чувством, до сего-дняшнего дня думала даже, что победила его, ан нет. Сначала можно было грешить на ожида-ние ребенка и буйство гормонов. На что же грешить сейчас? Все внутри сжимается от жела-ния прикоснуться к нему. Открыть для себя кончиками пальцев очертания его лица. Нежно проводить пальцами по его коже. Непроизвольно сглатываю.
– Птенчик, - ласково сказал он, положив руку на колыбель. Словно не решался коснуться самой девочки. В его взгляде, устремленном на дочь, читалась нежность. Лель глядел на нее, не отрывая глаз. – Соловушка, - прошептал он. - Малышка крепко спит, - тихо заметил мой нежданный гость. - Ты хорошо ее кормишь, да? - Он говорил это как что-то сокровенное и ин-тимное. Испытывая неловкость, краснею и отворачиваюсь.
На мгновение испытываю болезненный укол ревности, за который мне тут же стало стыд-но. Я люблю мою дочь больше всего на свете. Но, наверное, отдала бы многое, чтобы он ко-гда-нибудь так же тепло и ласково улыбнулся мне. Только выбор уже сделан – нами или за нас не так важно. «И Запад есть Запад. Восток есть Восток. Не встретится им никогда…» Гла-за увлажнились. Отворачиваюсь, борясь с всколыхнувшимися эмоциями. Нет, этот коктейль пьют не перемешивая.
- Вон отсюда! – прошипела я, указывая пальцем на дверь. Часто моргаю, чтобы избавиться от слез. Не хватало еще разреветься у него на виду. Мать с разбитым сердцем не сумеет должным образом напитать соками свое дитя. Ох, прав Кузьмич, прав. Только-только я вы-строила свой безопасный мир, привыкла к мысли, что…
- Так ты её не выбросила? – обернувшись, он с удовольствием смотрит на свою рубаху на мне. Подозреваю, что глаза у него стали дымчато-голубыми сейчас. Такой цвет они приобре-тают, когда он чем-то искренне забавляется.
Исчезает без всяких объяснений, не появился даже на родах собственной дочери, потом является через год - в три утра! - и ведет себя, как ни в чем не бывало.
Лель практически не сопротивлялся, когда я выталкивала его из спальни. Пусть радуется, что в дверь, а не в окно. Начало марта на дворе не предполагает открытых окон. Оглядываюсь назад: дочка сладко спит. Как и собака с котом. Если сон кота еще объясним усталостью, то сон южачки определенно неестественный.
- Что ты сделал с собакой?! Быстро расколдовывай! – змеей подколодной шиплю ему в каменную спину.
- Подожди! – Лель упёрся в притолоку.
- Вон! – рассвирепела я, безуспешно толкая его в спину обеими руками. Минут пять мы толкались туда-сюда. Оба взмокли и запыхались. Всё это в полной тишине.
- Мавра! – шёпотом взвыл Лель, которого я исщипала, исцарапала и даже пару раз пнула под зад. – Прекрати! Кому говорю…
Малышка заворочалась с еле слышным стоном. Мы превратились в статуи. Через секунду она снова погрузилась в крепкий сон.
- Какая муха тебя укусила? – Лель изловчился меня обезвредить, спеленав по рукам по-добранным покрывалом. – Не бодайся! Не туда же…ай!
- Лель, уходи. - Я обессилено обмякла, вымотанная неравной схваткой. Голос – моё глав-ное оружие после ногтей. Применить его тут я не могу. Буду слюну копить – меня дочка нау-чила за столом одному приёмчику… Боже, в кого я превратилась?
- Как мы официальны, - усмехнулся он. – Скажи, почему мы или разговариваем как посто-ронние люди, или ругаемся как любовники? А, Мавра? Глядя на нас, посторонний легко решит, что это ссора парочки, любившей друг друга и даже успевшей собрать урожай своей страсти, - Лель кидает взгляд в сторону лелеки, будто я сама не догадаюсь, что он подразумевает под «урожаем страсти».
Уж не была ли эта фраза дразнящей насмешкой? Не намек ли это на то, как все могло бы быть, если бы у них были нормальные, любящие отношения? И в то же время, не для того ли они сказаны, чтобы подчеркнуть, как мало у нас общего и как мало мы были вместе? Жестокая насмешка.
- Это нелепо. У нас нет ничего общего, кроме… - смотрю на дочь. – И никогда не будет больше, - пристально смотрю на него, сознавая, что слова эти могут стать судьбоносными. Правда может ранить человека, но это не повод ее избегать.
- Кто знает, - сказал он задумчиво. - Никто не может видеть будущее и никто не может изме-нить прошлое. У нас все случилось странно, Мавра. Макошь хитро прядет нити человеческих судеб, а наши так и вообще, видно, спутала в узел. У нас с тобой ребенок, - тихо добавляет чуть позже.
- Ты так и не сказал мне, что думаешь о дочке, - упрекаю, раз уж мы затронули эту тему. – Времени не нашлось?
- Я умру за нее, - сказал Лель, наверное, слабо осознавая, что говорит это вслух.
Он поднял на меня глаза, и я прочитала в них уважение, пусть и с долей ехидства из-за на-смешливой улыбки, которой скривила ему губы. Он выглядел таким неотразимым, что появи-лось неожиданное желание уступить и сказать, что все будет хорошо. Но я не была в этом уве-рена, а говорить впустую не могла. Борюсь с непреодолимым побуждением спросить его, не можем ли мы просто забыть все те события, которые привели нас в эту запутанную ситуацию, и начать все с нуля, забыть, что он бог, а я - это я... Но и этого сделать не смогла. Слишком мы разные, и к семейному психотерапевту не ходи.
- И за тебя, - добавил после паузы.
Теряюсь, пытаясь осознать, что он этим пытался сказать?
- Я не знаю, как выразить тебе благодарность за рождение дочери, - добавил Лель, вынимая что-то из кармана. – Как благодарить за чудо, если ты не кудесник? Мавра, дай руку, пожалуй-ста, - попросил он.
Первая мысль о кольце. Согласиться? Отказать? Но он достает широкое кованое золотое на-рукавье. Синие и красные каменья, белые точки жемчуга в круговерти замысловатого кружев-ного плетения.
Я смотрела на браслет в изумлении, а потом с неподдельным ужасом перевела взгляд на Ле-ля.
- Это что?! Я не могу это…
- Безусловно, можешь. Он лишь в малой степени отражает то, что я хочу тебе сказать. По-зволь, я надену его тебе на руку.
Лель наклонил голову, чтобы одеть его мне на предплечье, сжимает его по размеру моей ру-ки… Закрываю глаза, когда кончики его пальцев легко касаются кожи. Его теплые прикоснове-ния так контрастировали с холодом металла. К черту браслет, думала я. Можешь выбросить его хоть в окно, только не переставай прикасаться ко мне. Перестал.
Открываю глаза и смотрю на свою руку, повожу ею из стороны в сторону - нарукавье за-сверкало всеми красками в скудном свете ночника. Второе ощущение – тяжесть. Сверкающая побрякушка, стоимостью в хорошее состояние, порождающая зависть и преступления. Металл быстро нагревается и начинает словно бы душить. Онемение быстро распространяется на пле-чо, грудь, шею…
- Сними, - прохрипела, пытаясь освободить руку от украшения. Но пальцы соскальзывали, срывались с металла, царапались о камни. – Сними, ради всего святого!
- Мавра, что ты?! – Лель с тревогой поймал мои ладони в свои. – Не нравится? Его ковал…
- Сними… - Лишь когда золотое нарукавье разомкнуло свои металлические объятия, начи-наю дышать. Жадно хватаю ртом воздух. – Что это?.. – с омерзением указываю на побрякушку.
- Всего лишь украшение, - вертит в пальцах браслет. Вздрагиваю от воспоминаний, когда это прикасалось ко мне. – Оно просто чутко реагирует на твои чувства. Что ты подумала, когда я его надел?
Наши взгляды встретились на несколько долгих, сбивающих с толку секунд. Напряжение, повисло в воздухе, словно перед грозой. Неужели мы опять сделаем вид, что не замечаем этой грозы, думая, что это напряжение исчезнет само, хотя оно только усиливается?
- Что ты платишь мне.
- Помоги мне Небо! – простонал Лель сквозь зубы. – За кого ты меня принимаешь? Что ты обо мне знаешь, если делаешь такие выводы? – Он резко раскинул руки в стороны. - Ты хоть что-нибудь знаешь обо мне?!
- Вероятно, только то, что ты хотел показать. И между нами говоря, Лель, не слишком много я знаю о тебе.
- Как и я о тебе, - криво усмехнулся. - За то недолгое время, что мы были знакомы, ты не сделала ничего такого, что можно было расценить хотя бы как теплое, внимательное, друже-ское отношение ко мне. Иногда можно было подумать, что ты испытываешь ко мне неприязнь - ничем неоправданную, необъяснимую. Разве я силком впихнул тебе ребенка? – Качаю головой. – Так с какой стати мне было раскрываться перед тобой, заранее видя это предвзятое отноше-ние?
- Не было никакого предвзятого отношения! Просто все так внезапно закрутилось, а ты хо-дил такой довольный, как главный режиссер…
- Кто? Я?
- Да, ты, и не делай такое лицо удивленное лицо.
- По-моему, если кто и может претендовать на роль главрежа – это как раз ты. Тебе напом-нить, с чего все началось? С твоего дикого заклинания, между прочим, - Лель многозначитель-но вскинул бровь. - Я был ошеломлен, словно меня лягнул в лоб жеребец, когда ма рассказала о том, что где-то есть женщина, зачавшая от меня. Без всякого моего, заметь, участия. – Кажется, я покраснела. - Время нашего народа уходило, как песок сквозь пальцы, а вместе с ним жела-ния, силы, смысл жизни. Я – последний, родившийся из богов. И вдруг – наследник. Семечка, давшая росток, а значит, и надежду. Да, случайная семечка, - кивнул он, уловив мое возраже-ние. – Но сам факт…
Он был очень взволнован. Впервые на моей памяти, доказав, что тоже может испытывать чувства.
- Сбавь обороты, ладно? Оля прежде всего моя дочь, на половину человек. И как этот самый человек, моя дочь, имея свободы выбора, сама будет решать, чем ей заняться в будущем. Захо-чет спасать мир – пожалуйста. Захочет ждать мужа с работы и варить борщ, присматривая за тремя детишками - пожалуйста. Запомни это - и не строй никаких планов ближайшие восем-надцать лет. Для тебя это не так уж и долго, так что не скрипи зубами.
- Мавра, что же ты за ненормальная, - вздохнул он тяжко, делая шаг ко мне. – И за что я только полюбил тебя?
- А?! – Я прикусила язык чуть не до крови, резко захлопнув рот, чтобы не сорвались лишние слова.
- Я говорю, что люблю тебя, Мавра, - его голос охрип. - Я все ждал подходящего случая, приходил сюда, смотрел на тебя и Оленьку. Сомневаюсь, что нынешний случай можно считать подходящим, правда.
- Пожалуйста, не говори этого, - прошу. Расстояние между нами еще сократилось.
- Почему? - Его голос был печальным и ласковым. - Ты не хочешь, чтобы я тебя любил?
- Нет.
- Повтори еще раз.
- Нет. Нет. - Мне потребовалось усилие, чтобы взглянуть на него.
- Я не шучу, - сказал он. - Никогда не говорил этого раньше, не чувствовал ничего подобно-го.
Неужели и бог может быть ранимым, словно смертный?
- Неужели никогда?
Он покачал головой.
- Знаю, бог Любви и всё такое… - Его большой палец шевельнулся и нежно погладил мне шею над ключицей. Спустился к косточке, обследовал ее более тщательно, поглаживая и слегка нажимая. Это весьма отвлекало. Я шевельнулась, сбрасывая наваждение. - Но когда я решил, что ты вышла замуж за Костю – это было как удар ножом в спину!
- Умм?
То-то я смотрю, вокруг меня все романы закрутили. Он их прямо в упор расстреливал! И Ника жаловалась, что вокруг неё одни романы расцветают.
- Да ты сам мне подсунул Мистера Совершенство! И мило самоустранился! – Если такой дурак, то пусть помучается еще. С какой такой радости, скажите на милость, он вообразил, что я вышла замуж за Костю?
- Я не могу быть с тобой постоянно, - с отчаяньем прошептал он, - понимаешь? А ты заслу-живаешь правильного мужа, который бежит домой после работы, чтобы скорее увидеть тебя и ребёнка; который будет проводить с тобой почти все свободное время; который состарится и умрёт с тобой в один день.
Боль, которая сейчас жила во мне все это время, начала усиливаться. Впервые в жизни я по-чувствовала огромную, удивительную, ни с чем не сравнимую уверенность, что мне в этом ми-ре нужен лишь один мужчина.
- Олух! – ласково проговорила я.
- Олух, который умирал от ревности к Косте, ко всем мужчинам вокруг тебя. Я ушел, чтобы забыть твое лицо, твои ехидства, твой запах, но чуть не умер там, без тебя. И вернулся.
- А раньше не мог догадаться? – Как-то совершенно естественно оказалось, что мы уже об-нимали друг друга.
- Ты могла меня позвать, - с обидой возразил он, уперев мне подбородок в макушку.
Могла, но тоже хороша. Оскорбилась. Решила, что не стоит навязываться тому, кому без-различна, кто не явился даже на рождение дочери. Первой и единственной, возможно.
- У меня тоже есть гордость, - отворачиваюсь.
- Ну, а ты? – Взяв мой подбородок пальцами, заставил смотреть на себя.
- Что я?
- Прекрати устраивать балаган!
- Говори нормально тогда, - справедливо возмущаюсь. Вроде ругаемся, отношения пытаем-ся выяснить, но шёпотом это звучит как-то иначе, несерьёзно.
- Устроили с Земляникой этот цирк с переодеванием!.. – Его негодующее лицо и обида в го-лосе невольно вызвали у меня смешок.
Земляника верно заметила когда-то, что мы с ней похожи характерами. Неудивительно, что наша с ней маленькая афёра отлично сработала и позволила нам сдружиться. Думаю, все же большим плюсом в этой дружбе было расстояние, нас разделявшее. Порой, наша похожесть приводила к настоящим ссорам, прекратить которые можно было, лишь выйдя из сети. Успо-каиваясь, мы снова общались, как ни в чем не бывало. Так мы и жили уже год. Одна счастливо в Санкт - Петербурге, с мужем большим чиновником, двумя усыновленными детьми и южно-русской овчаркой Лютой. И другая в своём родном городе, с дочкой, собакой, вообразившей себя родительницей, гулящим котом и туманным будущим. Связывал нас лишь Интернет.
- Ты думаешь, что это все смешно? – зарычал он как большой Серый Волк, которого царь узрел в одной сказке у себя в постели, вместо прекрасной царевны в брачную ночь.
- Тише говори! – цыкаю на него. – Разбудишь Лёльку – не обрадуешься.
- Я пришёл к ней, думая, что к тебе. Прекрати смеяться!
Мне честно было смешно. Могу себе представить Леля, набрасывающегося с признаниями на ошеломлённую Землянику. Её земное воплощение имело весьма вспыльчивый нрав. Она мужу-то ничего не спускает, а уж Лелю, явившемуся с опозданием на год, уверена, досталось от неё сполна.
- Неужели ты мог обознаться? Мы совершенно не похожи! – шёпотом возмущаюсь я. - И ко-гда же ты понял, что ошибся адресом? – ревниво интересуюсь у него.
- Очень быстро, не волнуйся. Ей совершенно незнакома жалость. Едва я появился, она отве-сила мне оплеуху и набросилась с обвинениями. Они с ее южачкой чуть не порвали меня, - воз-мущенно пожаловался он, - доказывая на пару сколько времени потеряно зря. Можно подумать, все зависело только от меня. – Хмыкаю, вообразив себе это. - Должен заметить, что у вас с Пе-руникой характеры ваших южацких сук. И не уверен, что это комплимент. Это ты ее надоумила завести эту серую бестию?! И когда вы успели стать такими подругами? Ты знаешь, что Земля-ника планировала тебя убить одно время?
- Подозревала.
- Ты меня любишь? – щекоча ухо дыханием, зашептал он. По телу побежали мурашки.
- Разве ты сам не знаешь? – спрашиваю для того, чтобы потянуть время.
- Я не смог посмотреть, что… кто в твоей душе… Это сложнее, чем тебе кажется. – Он изу-чал мое запрокинутое лицо, как заблудившийся путник карту, ища самый короткий путь домой. Я еле удержалась, чтобы не попятиться.
- Бои-ишся? – голосом страшилища из доброго советского мультика спрашиваю у него.
- А надо? – Не оценил юмора.
- Правильно боишься. Сколько я из-за тебя… - и рот мне закрыл душный, жадный поцелуй, поцелуй открытым ртом, такой же откровенный, как ладонь у меня на груди. Он не спешил, а когда оторвался, на мне можно было блины выпекать – так я была разгорячена и смущена.
После такого поцелуя, как после переплыва Ла-Манша, просто необходимо собраться с си-лами, прежде чем что-либо сделать. Чувствую себя так, словно без сил лежу на животе на каме-нистом пляже. Пятки лижет холодный прибой. Руки-ноги слабо дрожат.
- Мавра, я давно знаю, что у тебя талант садиста, не стоит его мне демонстрировать, - лицо у самого серьёзное-пресерьёзное. – Просто ответь.
- Что мне за это будет? – Вместе со способностью нормально дышать ко мне возвращается моя насмешливость. Мой щит от жизненных неурядиц. Совсем непросто сказать…
- Ты ещё и торгуешься??! – взвился Лель, буквально отшвырнув меня от себя. Невозмож-ность в полный голос выразить всю полноту чувств оказалась для него последним катализато-ром. – Кем ты себя возомнила!? – Он в сердцах метнул шипящую искру в пол, выпуская сне-давшее его напряжение. В ковре образовалась дымящаяся плешь с обугленными краями, диа-метром с откормленного кота.
В смешанных чувствах разглядываю дыру. За дочку можно было не волноваться – детку бу-дили две вещи: голод и желание поиграть. Всё остальное, включая молнии ее папочки, её не волновало.
- Последний раз спрашиваю, - простонал-процедил он, сжав кулаки над головой.
- Псииих, - протянула я. – Ты так в следующий раз в меня кинешь?
Стоим лоб в лоб, пыхтим, как два быка, неожиданно встретившиеся на маленьком лужку. Он схватил меня за плечи и, сдержавшись, спросил почти нормальным голосом:
- Ну?
- Я тебе не лошадь.
- Дурдом по тебе действительно плачет, - Лель закрыл глаза ладонью. – Или по мне, не знаю. Мавра, ты испытываешь ко мне хоть что-то теплое?
- Да.
- Подумай, взвесь…
- Да.
- Это всё для тебя очень неожиданно, знаю. - Он с головой ушёл в объяснения. – Я и сам не понял, как ты вошла в мою плоть и кровь. Я не особенно отличаюсь от вас, смертных…
«Это как посмотреть. Если он мне при каждой ссоре будет имущество портить…» - нахму-рилась я.
- … и люблю её больше жизни.
- Кого, – ревниво включилась в монолог я, – ты там ещё любишь?
- Лёлю. Ты чудовищно невнимательна, - отчитал он меня сердито и снова погрузился в мо-нолог. – На чём я остановился? – потер лоб сбитый с мысли Лель.
- На том, что я говорю тебе «да»!
- Да? - Его лицо выглядело таким растерянным.
- Да «да».
- Полное и безоговорочное?
- Разберёмся.
- Что значит «разберёмся»? – разволновался он, и мне пришлось заставить его замолчать поцелуем. И еще говорят, что женщины много болтают.
- Мавра, кто этот молодой человек? – напряжённый голос мамы можно сравнить с ведром холодной воды, неожиданно вылитым на нас. Зажёгся верхний свет. Совсем забыла, что ночую у родителей! Приехавшая с семьёй в отпуск Полинка временно выселила меня из своей кварти-ры.
- Эээ…- поворачиваюсь, чтобы увидеть две скорбные фигуры в халатах на пороге спальни. - Ну, люди зовут его Лель.
- Я пришёл, чтобы жениться на вашей дочери, – Лель мужественно выступает вперёд, при-нимая удар на себя. Может, и в самом деле станет опорой мне в этой жизни?
- Смело… Лель, - говорит папа, меряя его взглядом. Кажется, ему нравится то, что он видит. – Мы встречались? Отчего-то ваше лицо мне знакомо.
- Лель… а дальше? – интересуется мама. Его внешность, конечно, произвела на неё впечат-ление, но вопросы остались. – Это вы отец нашей внучки?
- Мама! Это не имеет значения, - шиплю я из-за его спины, делая ей лицо знаки. – Просто дай благословение. Все.
- Имей гордость, Мавра, - мама вспыхивает. – Что это за сватовство в четыре утра? Пусть он придёт, как положено, с цветами и кольцом. Я уже не говорю о том, что мы не знакомы с его родителями.
- Мама, я уйду за ним босая и по углям.
- Я люблю вашу дочь больше всего на свете.
- Это прекрасно, - не уступает мама, воинственно завязывая пояс халата, - но…
Наши голоса всё-таки совершили невозможное - разбудили Олечку. Бегу к дочери, возвра-щаюсь вместе с ней. Сидящая на руках дочь трёт заспанные глазки и с удивлением глядит на Леля.
- Лофатку? – требовательно спрашивает она у него. – Де лофатка?
- Лееель? – спрашиваю я, обернувшись к виновато улыбающемуся богу.
- Солнышко, ты сейчас не спишь, - ничуть не смущённый бог протягивает руки и забирает Олечку к себе. – А про лошадку я не забыл. Обязательно приведу в следующий раз.
- Это всё очень трогательно, только потрудитесь объяснить, юноша, - папа мрачнеет, - как вы попали к нам в дом?
- Через дверь, разумеется. Меня впустила Мавра.
- Мне нужен кофе, - говорит мама. – Я вообще перестала что-либо понимать.
- Отлично, - бодро восклицает Лель. – За столом мы всё и обсудим.
- Я тебе помогу. - Папа уходит за мамой на кухню, неплотно прикрыв за собой дверь. – Мо-лодой человек, ваши руки тоже понадобятся на кухне. Ждем.
- Она просто захотела во сне увидеть папу, - оправдывается Лель, пятясь от меня. – Ты же знаешь насколько непредсказуемы сны. Особенно те, в которых мы занимались любовью.
- Ах ты!
- Милая, ну не при ребёнке же…
- Может, мне всё это тоже снится? – тихо спрашиваю я. – Сейчас проснусь одна в постели. Понедельник. Пора собираться на работу.
- Избавь нас от таких ужасов, да, Лёля? – притворно морщится Лель. – Всё происходит на самом деле. Хочешь, я тебя ущипну? - Я хмыкнула, вспомнив нашу первую встречу и то, как ущипнула его. – Видишь, я даже спрашиваю разрешение, в отличие от тебя, хулиганки.
- Дети, идите пить кофе! – кричит из кухни папа.
- И что мы скажем про твою семью? Правда не прокатит.
- Мммм, если ты меня поцелуешь, то я обещаю что-нибудь придумать. Только поцелуй должен быть по-настоящему вдохновляющим, - хитро прищуривается он. Дочка перебирает ему волосы.
- Мавра, вы скоро? Кофе стынет, - торопит мама.
- Идём, мама, мы идём.